— Понимаю, — сказал я. — Вы хотите остаться в памяти народа великой императрицей, а не правительницей полузависимого государства, только называющего себя империей, когда на Ихтусе обосновались метаморфы, а на орбите Рэма в часе пути от Кратоса — их флот. Ох, как понимаю, и не смею настаивать.
— Ты все делаешь правильно, Даня. Начало твоего правления кажется тебе сплошной неудачей, но при таких начальных данных лучше просто нельзя. Ты заключил мир и сохранил остатки флота — набирайся сил. У тебя еще есть время на реванш. У меня, увы, нет. Это и есть основная причина. Мой Т-синдром постарше твоего. Почти на полгода. Вот и считай. У меня уже было пять приступов. Для тебя это неожиданность? Просто я предпочитаю биться в конвульсиях в одиночестве. В моем распоряжении хорошо, если несколько месяцев. Задавай вопросы, пока я способна отвечать. Это все, что я могу сделать для Кратоса.
— Не все.
Она вопросительно взглянула на меня.
Я улыбнулся.
— Когда будет шестой приступ, свяжитесь со мной.
— У тебя есть средство?
— Не уверен, но стоит попробовать.
— Хорошо, — кивнула она.
— Как думаешь, кто расправился с Вовой? — спросила она, когда мы спускались по лестнице.
У Владимира Страдина была одна опасная слабость, которая, в конце концов, и стоила ему жизни. Император был неравнодушен к любви народной, что выражалось в многочисленных популистских встречах с теми или иными слоями населения. Пока я пытался справиться с флотом метаморфов, дядя Вова естественным образом поехал на фирму «Астралис», занимающуюся строительством военных кораблей, поднимать дух коллектива. Вместо этого на него кто-то поднял биопрограммер. Дело было в высоком цехе, где строился новый линкор. Стреляли откуда-то сверху. Охрана, недостаточно знакомая с тайными закоулками завода, не успела среагировать. Император умер мгновенно. Убийцу так и не нашли. Пока.
— Следствие началось. Версий много. Основная — месть Огненного Братства. Но я бы не стал на этом замыкаться, у Владимира Юрьевича и без того было достаточно врагов.
— Это понятно, а сам на кого думаешь?
Я пожал плечами.
— На сто процентов я уверен только в том, что это не я.
В палату Хазаровского я явился в шитом золотом белом камзоле, белых перчатках и с белой тростью. Не то, чтобы я вознамерился изобразить ангела, но встреча, которую я намереваюсь ему устроить, право, того стоит.
— Как вы себя чувствуете, Леонид Аркадьевич?
Он бледен, но это, пожалуй, ему идет. Как доброму вору.
— Превосходно! Спасибо вам.
Я кивнул.
— В таком случае жду вас в гравиплане. Собирайтесь. У вас есть придворное платье?
Я вспомнил эпизод из «Лунь-юй», когда Конфуций, будучи больным, встречает императора лежа в постели, но облаченный в подобающие одежды. Хазаровский встретил меня в халате, который по цене вполне мог соперничать с иными придворными нарядами.
— Найду, — сказал он.
Он заставил меня ждать почти четверть часа, зато рассыпался в извинениях, так что я гадал, чем объясняется этот сеанс самобичевания: пребыванием в Психологическом Центре или моим положением фактического императора. На Хазаровском черный камзол с серебром. Идея поработать моим негативом показалось мне сомнительной.
— Мы не на исповедь в церковь и не на похороны, — заметил я.
— Мне есть, что хоронить, — сказал Хазаровский.
— Об этом и поговорим.
Мы сели в красный императорский гравиплан, огромный, сияющий, с помещением для охраны и фениксом на борту. И я задал пункт назначения.
Машина плавно поднялась вверх, и под нами замелькали улицы города.
— Мне известно о завещании императрицы, — начал я.
Он кивнул, помолчал, и все же ответил на незаданный вопрос.
— Сейчас это невозможно, — сказал он. — После тюрьмы и попытки самоубийства — исключено. Народ не примет.
— Это было покушение на убийство, — заметил я.
— Неважно, чем это являлось на самом деле, важно, как это выглядело. У вас самоубийство традиционно считается проявлением слабости, хотя это далеко не всегда так. У Наполеона было две попытки самоубийства.
Я отметил это «у вас». Значит, «У вас» на Кратосе, а «у нас» на Тессе.
— Успеете еще в ванну с розовыми лепестками, — усмехнулся я. — Есть Малое Кольцо.
— Благодарю вас, но не сейчас. По тем же причинам. Так что мне есть, что хоронить. Я не собираюсь против вас интриговать, не беспокойтесь. Вы спасли мне жизнь, а я не настолько бесчестный человек, чтобы забыть об этом.
— Будем надеяться, — сказал я.
Мы приземлились у ворот особняка экс-императрицы.
— Идите, — кивнул я Хазаровскому. — Вас ждут.
Он посмотрел на меня с некоторым недоверием, но послушался и вошел в ворота.
На обратной дороге я думал о цене слова Хазаровского. Говорили, что она не очень велика. Впрочем, говорили с подачи Страдина.
Я бы остался, чтобы дождаться, чем кончится разговор, но это слишком не соответствовало моему статусу, так что пришлось поднять машину и лететь в резиденцию.
Императрица связалась со мной сама.
— Он очень изменился, — задумчиво проговорила она. — Делай так, как он сказал.
В тот же день я надел императорское кольцо, уже официально, но пока без фанфар и торжественной инаугурации.