– Какие хлёсткие метафоры! – ахнула Фанделина. – Как язвительно, иронично! Но, дорогая, ты нас не обманешь!
– Да? – огорчилась Яналия, решив, что проиграла спор.
– Конечно! Мы понимаем, что за внешним цинизмом скрываются глубокие душевные переживания! Возможно, тебе тяжело говорить об этом?
– Да, очень! – охотно согласилась Яналия.
– Я понимаю! – кивнула Фанделина. – Мы не будем углубляться в разбор, хотя сказать можно много! Я просто скажу, что это гениально!
Яналия села и торжествующе посмотрела на Гермеса:
– Ну вот, теперь у нас в классе два гениальных поэта, я и Гулфи!
Гермес уже не смеялся, он сдавленно подвывал, уткнувшись лицом в подушку.
– Кто-нибудь ещё? – Фанделина ободряюще улыбнулась ученикам, продемонстрировав мелкие, острые зубы. – Не стесняйтесь!
Неожиданно для Яналии, и для всего класса тоже, со своего места поднялась Тиша Крейн. Её огромные голубые глаза лихорадочно блестели, как будто она не спала всю ночь.
– Я… я написала стихотворение.
– Прекрасно, как же ты его назвала? – спросила Фанделина.
– Никак. У него нет названия… – Тиша на миг замерла, как перед прыжком в бездну, и начала читать:
Тиша замолчала. Остальные тоже молчали, как будто переваривая услышанное. Фанделина пыталась что-то сказать, но ей, по всей видимости, мешал переизбыток чувств.
– Как же красиво написано… – растроганно произнесла Абир. Дэн Фейдон, на которого она весь урок бросала томные взгляды, дремал, привалившись к стене, и, судя по счастливому выражению лица, видел во сне мотоциклы.
– Наконец-то нормальное стихотворение про любовь, – сказала Антония и, отложив карты, зааплодировала.
К ней присоединился весь класс, кроме сидевших с недовольным видом Линды и Терри (после известных событий все, кто водил дружбу с Яналией, попали в их чёрный список). Тиша выглядела смущённой, но всё-таки довольной; ещё бы – в эту минуту ей рукоплескал Гермес Гудини. И не важно, что делал он это за компанию с остальными. Сквозь аплодисменты прорвался холодный голос Линды:
– Надо было прочитать до конца.
Головы присутствующих повернулись в сторону близнецов. Яналия поняла, что сёстры задумали какую-то гадость, и приготовилась вмешаться.
– Да, в конце самое интересное, – сказала Терри. Её большие глаза недобро смотрели из-под горизонтальной чёлки, закрывавшей лоб и брови.
Яналия следила за близнецами, как следила бы за ядовитыми, готовыми ужалить змеями. Линда и Терри принципиально одевались согласно моде Тенебрис – сейчас на них были строгие тёмные платья, полосатые гольфы и тупоносые ботинки с квадратными серебряными пряжками. Девочки имели свойство редко мигать, прожигая собеседника взглядом. Обычно их глаза были ярко-синими, но сейчас подёрнулись молочной плёнкой. Это, конечно же, не сулило ничего хорошего.
– У стихотворения Тиши нет названия, зато есть пометка в конце, – произнесла Линда. – Короткая пометка в два слова: «Посвящается Гермесу».