Мне было лет двадцать пять.Мы выпивали в большой компании. И был там один парень, старше меня на несколько лет. Он пришел с гитарой. И в какой-то момент начал петь Вертинского. А мне Вертинский не нравился, о чем я ему и сказал. Возник спор. Я говорю:
— Да у него все тексты пошлые! Это в старости он их исполнял с некоторой иронией. А я вот слушал его ранние записи, так те же самые песни он пел вполне всерьез. Пошляк твой Вертинский!
— Пошляк? - возразил он. - А вот послушай.
И он прочел:
Я пристыженно молчал.
На следующий день я нашел дома пластинку Вертинского с этой песней. И прочел на обложке: "Музыка А.Вертинского, слова И.Анненского".
Вот так я с ним и познакомился, с Анненским.
Да, а парень этот, постаревший конечно, и поныне поет Вертинского. И, кстати, довольно известен в этом качестве. Записи его есть в Интернете. Я иногда слушаю. Мне нравится.
***
Почему раньше зритель ходил на "классические" шахматы, а сейчас не ходит? Потому, что появился Интернет и "Рыбка"? Да, и поэтому. Но не только и не столько. Есть и еще одна причина, на мой взгляд, главная.
Для того, чтобы турнир вызвал интерес публики, мало "звездного" состава. Нужно, чтобы его спортивное значение было велико. Так, как было раньше. Когда для победителей призовое место означало не только прибавку в рейтинге и банковском счете. А и что-то другое, более важное. Титул чемпиона страны, выход в следующий этап розыгрыша первенства мира, попадание в сборную, звание гроссмейстера. А для неудачника - маленькую трагедию, крах надежд.
Вместо этого мы видим бесконечную череду коммерческих турниров. Где шахматисты борятся за две вещи - деньги и рейтинг. И даже Суперфинал России - не исключение.
По сравнению с прошлым обесценилось не только звание гроссмейстера. А и звание чемпиона страны. И даже чемпиона мира. Почему это произошло? По многим, всем известным, причинам. Но главная состоит в том, что нет и не предвидется разумной системы розыгрыша первенства мира. С жестким отбором на каждом этапе.
Именно поэтому, кстати, такое непомерное значение приобрел рейтинг. Он сейчас показывает кто есть кто в шахматном мире. Он сейчас определяет, если так можно выразиться, социальный статус того или иного гроссмейстера. Но это не спорт, а его паллиатив. Рейтинг должен быть лишь вспомогательным инструментом. А главным - чемпионаты. Города, области, страны, континента, мира.
Удастся возродить шахматный спорт - будет и зритель. Не получится - зрителя не будет. И никакие шоу не помогут.
Разумеется, все вышесказанное не означает, что я призываю запретить коммерческие турниры. Наоборот, в сочетании с турнирами официальными они станут интереснее для публики.
Псалом
Рабочий день начинался в восемь, а буфет открывался в семь. Перед работой мы пили там кофе и курили.
В это утро обсуждали новости. Вчера отменили концерт ко Дню милиции. А с утра по радио передавали серьезную музыку.
— Как думаешь, кто? - спросила меня Галка из пятьдесят девятого отдела.
— Ну, утверждать не могу, но поскольку пустили "Богатырскую симфонию" Бородина, то все-таки это должен быть сам.
— Считаешь?
— Надеюсь. Позвони, если чего, а то у нас даже радиоточки в комнате нет.
И мы разошлись по рабочим местам. Но как-то не работалось, комната была молчаливо возбуждена.
Галка позвонила ближе к обеду.
— Да! - сказала она.
— Лично? - уточнил я.
— Лично!
Я положил трубку. Все смотрели на меня.
— Лично! - повторил я громко и пошел в курилку.
Там стоял Мишка.
— Слышал? - спросил я.
— Да ну? - ответил Мишка. - Пошли ко мне!
У него был отдельный кабинет.
— Значит, так, - сказал Мишка, доставая из портфеля яблоко. - Это дело серьезное. Тут коммунисты нужны.
— А кто у нас коммунисты?
— Ты, я и Игорь Петрович. Позвони ему, я пока яблочко порежу.
Петрович зашел, я запер за ним дверь. Миша достал из сейфа бутылку и стаканы.
— Ну, Петрович, - сказал он, - давай не чокаясь!
Выпили.
— Все-таки, ребята, так нельзя, - укорил нас Петрович, жуя яблоко. - Молодые вы, жизни не нюхали. Неизвестно еще, что будет. И потом, какой-никакой, а человек умер. А вы радуетесь.
— Не, ну это ты уж, Петрович... Не то, что радуемся, - задумался Мишка, - даже не знаю, как сказать.
Он помолчал, потом закончил со смущенной улыбкой:
— Но все равно, немножко приятно.
От кого бегал Ласкер?