Читаем Креативы Старого Семёна полностью

И он выпил еще рюмку. Не отпустило, наоборот, заболело сердце. Тут он испугался, накапал валокордина, померил давление. Ничего страшного, можно и спать ложиться.

…………………………………………………………………

Прожил он еще пару лет. На похороны пришли обе жены, дочка с внуком, сослуживцы. Были поминки, говорили обычные в таких случаях слова. Потом, тоже как обычно, стали вспоминать что-то забавное из жизни покойного. А напоследок два перепивших сослуживца даже попытались спеть:

Занятие это любил Козлодоев

И дюжину враз ублажал.

Кумиром народным служил Козлодоев

И всякий его уважал.

Но на них зашикали, и они тут же замолчали.

Комсомольская юность (из «Писем молодым»)

Комсомольское слово,

Комсомольское дело,

Комсомольская совесть моя!

Л.Ошанин

Когда-то я был комсомольцем и ходил на комсомольские собрания. Они бывали двух видов – общее и собрание отдела. На общем слушали отчет секретаря, выбирали новый комитет комсомола, ну и принимали разные обращения: боролись за мир, клеймили американский империализм и израильскую военщину, одобряли исторические решения очередного съезда КПСС, осуждали разных отщепенцев и так далее. Все это часа на два-три. Отдельские же собрания обычно укладывались в полчаса. И повестка дня была пожиже: выбирали нового комсорга, утверждали характеристику какому-нибудь комсомольцу, который собрался в Болгарию или ГДР, потом собирали копеек по тридцать на Анжелу Дэвис или на Луиса Корвалана. И всё. Иногда, правда, бывал и еще один пункт – рекомендация в партию. Тут надо кое-что пояснить. Членство в партии резко повышало шансы инженерно-технических работников на продвижение по службе. Поэтому желающих было много. Но просто так инженер в партию вступить не мог, это делалось по разнарядке из парткома. Раз в пару лет в отдел она приходила, на одного человека. Партийная ячейка выбирала достойного. Если он при этом был комсомольцем, то требовалась резолюция комсомольской ячейки: достоин, рекомендуем. Обычно все проходило гладко. Но в тот раз, о котором я хочу рассказать, случилось неожиданное.

На одно место оказалось два претендента-комсомольца, Латынин и Песков. Оба, будучи законченными карьеристами, страстно хотели вступить в партию. И партячейка поколебавшись решила: пускай комсомольцы сами выберут достойного.

И собрание началось. Ввиду ответственности момента на нем присутствовала парторг Майя Викторовна, старая дева лет пятидесяти.

Оказалось, что друзья-соперники не теряли времени даром. Каждый сколотил группу поддержки. И когда дали слово первому оратору, то он высказал мнение, что Латынин – именно тот человек, который достоин такой высокой чести, в то время как Песков – проходимец, карьерист и пробу на нем ставить негде. Второй же оратор держался мнения самого противоположного. Обстановка накалилась, вскоре начались крик, ругань, перебранка, короче говоря, все то, что сейчас называется столь ненавистным мне словом «срач».

Я сидел, никак не участвуя в процессе. Оба кандидата были мне глубоко безразличны. Но потом все же решил развлечься. Прошу слова, говорю: Мне, дескать, непонятно, почему комсомольцы про своих же товарищей с такой злобой говорят, почему не жить дружно?

Тут парторг Майя Викторовна меня и осадила:

– Лучше, – говорит, – откровенно выяснить отношения сейчас, зато потом, если настанет час грозных испытаний, война, например, или стихийное бедствие какое, выступить единым строем против опасности!

Ну и не решился я ей возразить.

Чем кончилось собрание, кто победил – честно говоря, не помню. Помню только, что и Песков, и Латынин в партию вступили. Один тогда же, другой через пару лет.

И вот сейчас, через много десятилетий вспоминая все это, я вдруг подумал, что в каком-то смысле Майя Викторовна была права. Потому что если посмотреть вокруг, то складывается такое впечатление, что пока война не начнется, срач не прекратится.

Ностальжи

Есть у меня старинный приятель. На пенсию ушел в начале девяностых. Живет на окраине Москвы, практически никуда не выходит, кроме поликлиники и магазинов. Со мной общается по телефону. Но вот недавно, так получилось, встретились мы с ним в городе. Что-то надо было передать, какую-то бумажку, уж не помню. А рядом - "Макдоналдс". Решили выпить кофе и покурить на веранде.

Подошла наша очередь, девушка его спрашивает:

– Капучино, эспрессо, американо?

Он задумался, а потом говорит:

– Мне это... Чтобы как раньше... как при социализме... Короче, чтобы рыбой пахло!

Комсомольская юность-2

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное