Креативы Старого Семёна

Но вот чего не могу понять до сих пор. Первое, что он сделал, став хозяином, – продал здание своего ВЦ. Любимое детище. Со всем содержимым, финской плитой и посудомоечной машиной. Что продал – понятно. Постепенно он продал вообще все, что можно было продать. Но почему, нет ну все же, почему он начал именно с него?

Театр и жизнь

В начале восьмидесятых, в доме отдыха, одна девушка рассказала мне о своей непростой жизни. С детства мечтала она стать актрисой. Занималась в кружках, студиях. После школы пыталась поступить в разные театральные вузы. В рассказе ее мелькали известные фамилии - Катин-Ярцев, Гончаров и т.п. Короче говоря, несколько лет безуспешных попыток привели ее в отчаяние. Но тут судьба улыбнулась - она полюбила. И не какого-нибудь нищего актера, а приемщика из часовой мастерской. Правда, он был женат, да и много старше ее. Но - приемщик из часовой мастерской! Театр был забыт.

Честно говоря, я не сразу оценил всю степень удачи, которую подарила судьба этой девушке. Ну приемщик, ну, наверное, какие-то неплохие деньги он имеет на обмане клиентов. Но чтобы из-за этого отказаться от мечты своей жизни!

Но вскоре, в каком-то застолье я познакомился с таким приемщиком. Не с тем, конечно, кого полюбила та девушка, с другим. Этот служил в армии с моим приятелем, с тех пор они дружили. Так вот, деньги там, в часовых мастерских, действительно были дикие. Помню, этот Саша пытался нам объяснять некоторые тонкости своего мастерства. Честно говоря, не понял, слишком сложно это было для меня. Единственное, что было ясно - это то, что его дневной доход порой равнялся моему окладу. Жил он весело, пил сам, угощал многочисленных друзей. На это, в основном, и уходили его доходы. Ребята из ОБХСС относились к нему с пониманием, говорили:

— Ну ты - ладно, ты деньги свои все равно тут же государству отдаешь. Живи!

Помню, однажды сидел он за нашим столом мрачный - поругался с заведующим. Вдрызг. Придется увольняться. Мы сидим, выпиваем, веселимся, а он все думает о своем. Потом говорит:

— Ладно, чего расстраиваться! При своем таланте сто рублей в день я всегда заработаю!

Вадим Черняк

С Черняком меня познакомил в начале семидесятых годов Дима З., наш общий приятель. Незадолго до этого в «64» было напечатано одно стихотворение Черняка, и я при первой встрече прочитал его наизусть. Так, как оно мне запомнилось, хотя перечитав эти стихи сейчас, на сайте, посвященном Вадиму, я уж и не могу сказать – то ли память меня подводит, то ли, действительно, в «64» был какой-то вариант, не окончательный.

Не обижайте старых мастеров,

Не принижайте их дела без нужды.

Пускай сегодня, взорам нашим чужды,

Они как будто из других миров.

Уже давно их трубы не трубят.

Поверженные временем титаны,

В кафе они с газетами сидят,

Как списанные с флота капитаны.

Любите их, хоть мудрость их стара,

Живая в анекдотах и поверьях,

Хотя б за то, что были мастера,

Покуда мы ходили в подмастерьях.

Черняк сказал, когда я закончил читать:

— Там на самом деле было не «Живая в анекдотах и поверьях», а «Худых, седых, женившихся на стервах», но вот, пришлось заменить.

Наверное, ему все же было приятно, что его стихи читают наизусть. Так мы и познакомились. Потом виделись иногда. Нельзя сказать, что подружились, нет, люди мы были совершенно разные, да и разница в возрасте была большая. Но иногда сидели в одних компаниях, разговаривали.

В семьдесят третьем году мы вместе ездили в Эстонию, в Вильянди, на ежегодный шахматный фестиваль. И как-то вечером Вадик пришел ко мне в номер (номер - это сильно сказано, маленькая комната на спортбазе, где помещалось четверо шахматистов) и дал папку со своими стихами.

Сейчас-то я понимаю, почему он это сделал. Вадику было уже под сорок, он был профессиональным журналистом. Но он считал себя – и был на самом деле – поэтом. Поэтом, которого не печатали. Ну, почти не печатали. Так, несколько прошедших для широкой публики незаметно стихотворений, даже не подборок, в каких-то журналах, альманахах. Поэтому любой читатель, даже такой, как я, был ему так важен, поэтому любой отзыв он так жадно ловил.

Но тогда… тогда я быстренько прочел одно за другим его стихи, наутро что-то небрежное сказал ему, возвращая папку. А Вадику, наверное, хотелось поговорить о стихах, да-да, о своих стихах. Даже со мной, мальчишкой.

Прошло много лет, ушел из жизни Вадим, и вот я перечитываю те самые стихи, которые он когда-то принес мне. И другие, которых не было в той папке. И вспоминаю семьдесят третий год, молодого, тридцатидевятилетнего Вадика. И папочку с напечатанными на машинке стихами.

Брак – дело серьезное

Лет тридцать тому назад мне позвонила моя тетка.