С наступлением перестройки и гласности в нашей прессе появилось много такого, что раньше туда не допускалось категорически. Например, однажды по телевидению несколько часов показывали вечер какого-то еврейского театра. Один мой сослуживец так описывал свои впечатления:
— Пришел домой, сел у телевизора, пивко открыл. А там евреи танцуют. Хорошо! Я люблю, когда я сижу, а евреи передо мной танцуют!
***
Выпивал я как-то с одним эстонцем. Выпито было изрядно. Эстонец перевел разговор на национальный вопрос.
— Русские – оккупанты и дикари, - начал он, - евреи… ну с ними вообще все ясно, латыши – жадные пьяницы, литовцы – деревеншина, а строят из себя европейцев.
Тут он задумался. Выпили еще по одной.
— Но хуже всего – эстонцы! – закончил он свою мысль
***
Во времена событий в Карабахе разговорился я с одним азербайджанцем.
— Эта война простым людям не нужна! – сказал он. – Простые люди хотят спокойно работать, жить в мире и дружить.
Я кивнул. Он продолжил, возвысив голос:
— А армяне – они хуже евреев, они без мыла в жопу залезут!
***
Отмечали как-то на работе юбилей сотрудницы. Как водится, после пятой разговор перешел на проклятых кавказцев, заполонивших Москву.
— Нет, ребята, - сказала юбилярша, - так нельзя. Вот я лет пять назад отдыхала в Абхазии, снимали мы комнату. Разговорились однажды с хозяином. И он сказал очень правильную вещь: «Нельзя, - говорит, - весь народ обвинять. Просто в каждой нации есть свои жиды!»
***
В девяностые годы, во времена бешеной популярности баркашовского РНЕ, все стены нашего дома были исписаны лозунгами типа: «Бей жидов», « Мочи хачей» и т.д. и т.п.
Но была и одна антифашистская надпись. Звучала она так:
«Баркашов - татарский вы....ок».
Немного о литературе
Прошлое столетие дало нам такое количество замечательных писателей, столько великих книг, что впору именно двадцатый век называть золотым веком русской прозы.
И есть, разумеется, в общественном сознании устоявшиеся представления о масштабах того или иного писателя, о «самых-самых» книгах в этом блистательном созвездии. Кажется, чаще всего называют три вещи – «Тихий Дон», «Мастер и Маргарита» и «Архипелаг Гулаг».
Рискну высказать мнение, что есть в русской литературе и недооцененные имена, недооцененные книги. И, скажем, «Повесть о жизни» Паустовского или «Колымские рассказы» Шаламова для меня в том же ряду величайших произведений ушедшего века. А Паустовский и Шаламов – образцы человеческого благородства и величия духа.
Да простят мне этот высокий штиль.
***
Тут недавно получил письмо с предложением заработка. Обычный лохотрон, ничего интересного - мы вам предлагаем работу , то да се, чтобы подтвердить серьезность ваших намерений вышлите нам двести рублей.
Но первая фраза потрясает не меньше, чем суждения Григория о литературе.
В поисках радости
Говорят, что если левая ладонь чешется – это к деньгам. Ну, не знаю. У богатых, может, и к деньгам. А у бедных – к экземе.
Володя Поливанов всегда мечтал разбогатеть. Он любил жить на широкую ногу – такси, рестораны, «Честерфилд» из «Березки». Работал же он в технической библиотеке, в отделе каталогов. Платили там мало, и это ему очень не нравилось. Получки хватало дня на три. Остальное время его кормила жена. Хотя время от времени Володя пытался переломить судьбу. Пробовал бега, карты. Покупал лотерейные билеты. Играл в «Спортлото». Но все почему-то складывалось не так, как хотелось.
Потом наступили девяностые годы, и он стал предпринимателем. Занял денег у всех знакомых. Открыл парфюмерный магазинчик. Торговля однако шла вяло. А арендная плата все росла и росла. Люберецкие ребята, крышевавшие его бизнес, относились к нему душевно и, приезжая за деньгами, советовали:
— Бросай ты, Володька, это дело. Не твое это, ну не пойдет у тебя.
В конце концов магазинчик пришлось прикрыть. Но тут ему повезло. Друзья устроили Володю в крупную торговую фирму. Там очень хорошо платили. Он рассчитался с долгами. Купил почти новые «Жигули». Завел на работе любовницу. Снял ей квартиру. Планировал через год-другой снова открыть собственное дело. Хотя любовница почему-то была против.
Но все пошло наперекосяк. Володя дал знакомому торговцу товар на реализацию, на крупную сумму. А тот исчез не заплатив. Деньги, правда, Володя на фирму вернул. Взял в долг под проценты.
– Мне сейчас две-три крупных сделки провернуть, и я в порядке! – говорил он.
Но сделка все не подворачивалась. А долг рос. Чтобы его погасить, Володя занял в другом месте, проценты были еще выше. Дальше – больше. С работы его в конце концов уволили. Любовница по зрелому размышлению вернулась к мужу. Да и жена тоже ушла. Вернее, не ушла, а выгнала его из дома.