Читаем Креативы Старого Семёна полностью

Он снял комнату в коммуналке. Бомбил на своих старых уже «Жигулях». Регулярно перезанимал под все более высокие проценты. Получив деньги, покупал пару блоков «Мальборо» и шел в ресторан обедать.

Последний раз я встретил его лет десять назад, на улице.

– Как дела, Вова? – спросил я.

– Да пока не очень, но это ненадолго. Скоро все будет хорошо. Может быть, даже сегодня!

– Что, нашел работу?

– Ну, наклевывается кое-что, но не в этом дело. Я играю в «Русское лото». По системе. Как раз через двадцать минут розыгрыш по телевизору. Я чувствую, что сегодня выиграю. У меня с утра ладонь левая чесалась. Побегу, извини!

Благородная девица

Время от времени по телевизору крутят старый документальный фильм о Рудольфе Нуриеве. О танцоре там рассказывают разные люди – родственники, балетмейстеры, коллеги, друзья. Засняли телевизионщики и его первого балетного педагога. Очень немолодая женщина, выпускница Смольного института благородных девиц. Когда-то танцевала в балете. Видимо, она занималась с Нуриевым еще во Дворце пионеров. Рассказывала старушка о своем знаменитом на весь мир ученике с гордостью. Но и с укором. Осуждала его за эмиграцию.

Говорила смолянка очень эмоционально. Звучало это примерно так:

— Когда я с ним начала заниматься, он ничего не умел, ничего не знал… простой татарчонок!… Как он мог так поступить! Страна дала ему все, а он… Кем он был? Простым татарином!

Тем самым давая понять, с какого дна подняла танцора cоветская власть.

Искусство домашнего анализа

В старые времена в ЦШК проходил очередной чемпионат Москвы среди женщин. И одна участница, отложив партию, обратилась за помощью к своему бывшему педагогу. В детстве она занималась у него в Доме пионеров, и с тех пор они поддерживали хорошие отношения. Педагог был уже немолод, в шахматы давно не играл, да и в лучшие годы дошел только до кандидатского звания. Но когда-то одна из его бывших учениц добилась больших успехов. И он, как ее первый педагог, получил звание «Заслуженный тренер СССР». Борис Викторович работал в одном из спортобществ, печатал статьи в шахматной периодике, выпустил даже пару брошюр.

Итак, через пару дней девушка и ее бывший педагог сели за свободный столик в клубе, и тренер стал знакомить воспитанницу с результатами своего анализа.

— Надо играть конь с4, потом ставишь пешку на b5, коня отсюда не собьешь, и ты можешь спокойно усиливаться на королевском, - начал он.

— Подождите, подождите, - прервала его девушка, - как это "конь с4"! Она же cтукнет на е6 ладьей, шах, шах и я без фигуры!

— Да? – сказал Борис Викторович, задумчиво глядя на доску. – А с кем у тебя, собственно, эта отложенная?

— С такой-то, - недоуменно ответила шахматистка.

— А-а-а, так она же дура, не найдет! – подвел итог заслуженный тренер.

Немного о бытовом антисемитизме

Честно говоря, меня всегда немного коробит, когда я слышу это словосочетание. Почему-то вспоминаются читанные в юности брошюры про венерические заболевания, что-то такое: «болезнь может передаваться не только половым, но и бытовым путем». Интересно, что из всех видов ксенофобии прилагательное «бытовой» прилепляют только к антисемитизму. Никогда не слышал, например, про «бытовую русофобию». Звучит нелепо, согласитесь.

Собственно, я даже помню, как это выражение возникло. Было это в эпоху перестройки и гласности. В одном из популярных тогда телемостов кто-то из американцев сказал, что в СССР существует государственный антисемитизм. И один из наших журналистов дал ему решительный отпор. Он сказал, что да, встречается у нас еще антисемитизм, но на обывательском, бытовом уровне. А как государственная политика – нет и никогда не было.

Между прочим, это был шаг вперед по сравнению с доперестроечными временами. Когда говорилось, что все разговоры о каком-то мифическом антисемитизме в СССР есть не что иное, как досужие измышления буржуазной пропаганды, имеющие целью вбить клин в братскую дружбу всех советских народов. А тут – пожалуйста! У нас гласность. Да, есть немного. Так, мелочевка, бытовой, не обращайте внимания.

И с тех пор так и пошло. Бытовой. Хотя, если вдуматься, то некоторый смысл в этом есть. Ксенофобия вообще и антисемитизм как ее частная форма давным-давно стали у нас обыденностью. Повседневностью. Бытом.

Тяга к прекрасному

Подлинный рассказ одной знакомой.

«Просыпаюсь ночью, смотрю – Сережки нет. Куда он делся, думаю. Встала тихонько, вижу, на кухне свет горит. Ну, думаю, скотина, опять водку пьет. Вот я тебя сейчас! И тихо-тихо так иду, чтоб его не спугнуть. А он, значит, на кухне сидит и книжку читает. Господи, двадцать пять лет с ним прожила, ни разу не видала, чтобы он читал чего-нибудь кроме учебников! А тут – рожа взволнованная, глаза горят, палец помусолит, страницу перевернет, и снова в книгу утыкается.

— Ты чего, Сережа? – спрашиваю.

А он только рукой отмахнулся, не мешай, дескать.

— Чего читаешь-то хоть?

— На, смотри! И иди давай, спи, не мешай.

Посмотрела. Дюма. «Три мушкетера».

Поединок

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное