Креативы Старого Семёна

Отвлекаясь от темы, думаю, что самый яркий материал в этом бюллетене – большая статья Д.И.Бронштейна «О наболевшем», где он говорил о проблемах, видных в то время (1964 год!), может быть, только ему и сейчас ставших очевидным всем. Очень жаль, что статья эта прочно забыта. Как и многие другие великолепные статьи Д.И. – такие, например, как «Почему я проиграл Ларсену» или «Я учусь играть, как все». Забыты и комментарии Бронштейна к двум матчам на первенство мира – матч-реваншу Таль-Ботвинник (в ежегоднике за 1961 год) и матчу Петросян-Спасский (1966) в «Шахматной Москве». Завидую библиофилам, у которых есть все эти материалы!

Так вот, в одном из первых номеров бюллетеня были напечатаны такие стихи читателя:

Молодец Бронштейн Давид!

Сам он невелик на вид,

А нацелился он вдаль -

Золотую взять медаль.

Что ж, желаю Вам успехов,

Дорогой Давид Бронштейн!

Победить таких стратегов,

Как Корчной, Холмов и Штейн.

Победил в чемпионате блестяще игравший Корчной. Бронштейн сыграл тоже очень хорошо, занял второе место. Мог бы стать и первым, но проиграл три партии - Корчному, Холмову и Штейну.

Верна ли статиcтика?

Кто из шахматистов, провалив очередной турнир, не вздыхал про себя: "Если бы я там не зевнул пешку, а сям согласился бы на ничью, а еще в этой партии дал бы мат в три хода, то я бы...". Некоторые любят говорить это вслух. Гроссмейстер В.Алаторцев пошёл дальше: он тщательно хранил таблицы всех соревнований, в которых участвовал. Но его таблицы резко расходились с официальными - каждую свою партию гроссмейстер тщательно и беспристрастно анализировал, и таблицу ставил не фактический результат, а тот, который считал справедливым. Если бы так поступали и все остальные! Как причудливо изменилась бы шахматная история!

Если сразу не разберешь...

Как отличить хорошего человека от плохого? Всё зависит от критериев. Вот что рассказал мне когда-то один, ныне покойный московский мастер.

— Карпов - плохой человек, а Корчной - хороший!

— Почему? - спросил я.

— Вот я играл в командном первенстве страны за "Труд". Талоны поменял на деньги,

деньги пропил давно, сижу в номере, тоскую. Телефон звонит: "Толя, это Виктор Львович. Зайди ко мне в номер". Прихожу, а там! Полный стол, водка, закуска! Наливает мне стакан. "Толя, пей!"

Хороший человек!

— А Карпов?

— Вот я играл в шевенингене, когда Карпов мастером становился. Ему было пятнадцать лет, он с матерью приехал. Мать ко мне подходит: "Толя, сыграй с моим сыном вничью". Я говорю, пожалуйста, нет вопросов. Сыграл. Она принесла одну бутылку. Я думал, две принесет. Пить со мной отказалась. У такой мамаши какой может быть сын?

Случай посложнее

В восьмидесятом году, будучи в Эстонии, познакомился я с неким Х., сильно пьющим эстонцем лет за пятьдесят. В молодости, в начале пятидесятых годов, он подавал большие надежды, играл в полуфинале Союза, выступал за команду Эстонии на разных командных соревнованиях (недавно, кстати, я обнаружил ссылку на одну его партию в четвёртом томе «Моих великих предшественников» Каспарова). Потом за пьяную драку, чуть ли не с Иво Неем, был дисквалифицирован, и спустя много лет вернулся к шахматам, но уже чисто по-любительски.

И вот сидим мы с ним в ресторане, разговариваем, и я его спрашиваю:

— Вы ведь были знакомы с Кересом?

— Да, я с ним играл в одной команде, и не один раз!

— И скажите, что он был за человек?

Тут он глубоко задумался и как-то неуверенно сказал:

— Ну я не знаю, пил ли он.

Проблемы языкознания

Сто лет назад ныне покойный Леонид Штейн рассказывал в компании следующую историю. Когда он впервые стал чемпионом СССР, то, по возвращении во Львов, он был принят первым секретарём обкома. В «дружеской беседе» (так это тогда называлось) первый секретарь спросил у Штейна, собирается ли он продолжить своё образование, и если да, то в каком направлении. Штейн сказал, что хотел бы выучиться на журналиста (а может на историка, сейчас уже не помню).

Через некоторое время Штейну позвонили из обкома и сказали, что он может поступать во Львовский университет. Чтобы молодым было понятно, о чём идет речь, скажу, что в те годы на(в) Украине евреи испытывали очень серьёзные трудности при поступлении в вузы, большие даже, чем в России. Да и, с другой стороны, Штейн в школе отнюдь не был отличником.