Читаем Креативы Старого Семёна полностью

И Штейн стал сдавать экзамены. К нему был приставлен специальный человек, который следил за тем, чтобы экзаменаторы его не заваливали. «И вот - рассказывал Штейн - сдаю я историю. А историю я знал, но так… В общем, можно было пятерку поставить, а можно и двойку. И я беру билет, готовлюсь, начинаю отвечать. А «приставленный человек» сидит в аудитории. И экзаменатор у меня спрашивает: А почему вы отвечаете не на ридной мове? А я ему по-украински же говорю, что могу и на ридной, но русским владею лучше. На что он мне, тоже по-украински, говорит: Продолжайте! И начинает меня сыпать. Но не спеша, а с растяжкой, получая от этого удовольствие. А «приставленный» вдруг встает и выходит. А я держусь изо всех сил, но дело идет к концу. И тут входят «приставленный» и проректор. И проректор садится рядом с экзаменатором и слушает. А тот продолжает меня валить. Тут проректор отзывает его в сторону, и что-то шепчет на ухо. Такого изумлённого лица я в жизни не видел. В общем, поставил он мне четвёрку».

Кое-что о слепых

Кто не слеп, тот видит

Л.П.Берия

Эту историю когда-то рассказывал молодой(тогда) мастер Борис Гулько.

Но сначала, для справки, немного о слепых шахматистах. Во-первых, ими считались не только настоящие слепые, но и плохо видящие. Некоторые из этих вполне зрячих людей играли за советскую команду на разных официальных соревнованиях. Что же до настоящих слепых - кто играл с ними турнирные партии, конечно помнит, как это было непросто. Специальная доска с втыкающимися в неё фигурами (фтыкатели, привет из прошлого!), которые слепой противник при своём ходе постоянно ощупывал руками. Часы тоже были переделаны. Минутная стрелка выведена наружу, за стекло, последние пять минутных делений отмечались выпуклыми точками, чтобы слепой мог определить в цейтноте, сколько времени у него осталось. Сделав ход, надо было его объявлять вслух. Да и играть было психологически трудно.

Так вот, Гулько играл турнирную партию со слепым мастером Р. Боря делает ход, затем объявляет его вслух. Слепой партнёр щупает фигуры, думает, отвечает. И так они играют, играют, а потом Боря зевает слона. "И я ещё не успел руку отпустить, не то что ход объявить, а он уже моего слона хапнул!"

За кого болеть?

Лет двадцать пять тому назад один мой сослуживец, к шахматам не имевший никакого отношения, говорит мне:

— Что у вас в шахматы одни евреи играют! Я вот болею за Борю Гулько!

Пришлось дома порыться в груде журналов. Нашёл хорошую фотографию в рижских "Шахматах", принёс ему. С тех пор он за шахматы не болел.

Маэстро

Известный советский мастер В. А. Люблинский, участник послевоенных финалов первенства СССР, будучи уже в весьма солидном возрасте, работал тренером в одном из московских вузов (кажется, МВТУ). В его обязанности входила, в частности, игра за команду в первенстве вузов. Однажды Люблинский играл с каким-то студентом, перворазрядником. Мастерство сказалось быстро, В.А. выиграл фигуру, но партнер продолжал играть, как ни в чём не бывало.

Люблинский возмущенно сказал:

— Как вам не стыдно! С маэстро играть без фигуры! Какое неуважение!

На что цветущая молодость ответила:

— Какой ты на фуй маэстро! Маэстро - это Капабланка!

Кем должен быть гроссмейстер

Как-то на гостевой сайта ChessPro оживлённо обсуждалась тема: должен ли шахматист быть аскетом, и всего себя отдавать спортивной борьбе, или эпикурейцем. Что больше способствует успехам?

В связи с этим вспомнился московский (а ныне американский) гроссмейстер Анатолий Лейн. Он настолько любил шахматы, что, например, гуляя по Тверскому бульвару, мог подсесть к двум играющим партию пенсионерам и часами молча наблюдать за их шахматным творчеством.

Но когда друзья дразнили его: "Толя, ты же фанатик!" он возмущался: "Какой же я фанатик, я иногда выпиваю!"

Жалко!

Лет двадцать назад к моей маме часто приходила в гости красавица Даша К., дочь очень известного русского поэта. Поэт, человек драматической судьбы, был большим любителем шахмат, даже иногда печатался в "64". Желая сделать ему приятное, я сказал Даше: "Вашему отцу будет интересно почитать эту книгу" - и дал ей библиографическую редкость: книгу М.Левидова "Стейниц, Ласкер". В свой следующий визит Даша принесла мне новый сборник поэта со словами: "Отец благодарит Вас за книжку и дарит свою".

Вот и всё.

Зачем я всё это написал? Двадцать лет прошло - а книжку жалко!

Богатырчук

Вот что когда-то, сто лет назад, рассказывал мне один киевский любитель.

Он до войны был знаком с Богатырчуком. Как известно, Богатырчук имел с Ботвинником счет +3 =1 -0. Он считал Ботвинника бездарью, и для доказательства этого тезиса рассказывал такую историю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное