В этот момент старшина находился от самки на расстоянии в десяток шагов и при всем желании не мог предпринять чего-либо кардинального – ну разве что нырнуть щучкой в кусты, росшие в стороне от здания. Но Латыпов поступил иначе. Заметив боковым зрением, что чуть сзади и правее него застыла в растерянности Глаша, он шагнул в ее сторону, становясь на линию огня. В следующее мгновение шустрая мохначка вскинула карабин и выстрелила не целясь.
Пуля угодила Сергею в верхнюю часть шлема и, как показалось Латыпову, обожгла ему кожу. В голове при этом сильно зазвенело, а в левом ухе заложило, как будто туда прилетел размашистый свинг от мощного бойца. Старшина покачнулся, но устоял на ногах даже вопреки рефлекторному желанию упасть и вжаться в землю. Устоял, потому что не мог пожертвовать Глашей.
Дикарка между тем, по-прежнему не целясь, снова нажала на спусковой крючок. Выстрел прогремел, и пуля на этот раз сверкнула над головой Латыпова – именно сверкнула, оставляя в воздухе светящийся след. А вот следующего выстрела так и не последовало, невзирая на судорожные попытки мохначки произвести его. Она лихорадочно нажала на спуск несколько раз подряд, но в ответ раздавались лишь сухие щелчки.
В этот момент в ситуацию вмешалась Глаша. Она выступила вперед и, прижав приклад карабина к плечу, грозно выкрикнула:
– Бросай оружие, дура! Иначе стреляю!
Дикарка, вылупив глаза, некоторое время колебалась. На ее не обремененной высоким интеллектом физиономии явственно читались два противоборствующих желания – выполнить команду или дать деру в заросли. Конец сомнениям в духе Буриданова осла положила Глаша. Сделав еще один шаг, она выразительно повела стволом карабина и рявкнула:
– Бросай оружие, либо убью! Ну! – После чего уже спокойней добавила: – Пойми, дурочка, у тебя патроны закончились. А у меня полный магазин. Дернешься – подстрелю, как суслика. Я их, между прочим, с двадцати метров в глаз бью.
– Врешь, – недоверчиво отозвалась самка, продолжая прижимать свой карабин к животу.
– Не веришь? Тогда проверь, – с ехидцей предложила лесовичка. – Ну, беги. Чего стоишь?
Дикарка зыркнула по сторонам, вздохнула, громко шмыгнула носом и кинула оружие перед собой.
– Вот так-то лучше, – констатировала Глаша, не отрывая приклада от плеча. И сделала, как бы между прочим, еще шаг навстречу мохначке. – А теперь давай поговорим – спокойно, без нервов. Скажи, зачем ты в нас стреляла?
– Как зачем? – дикарка искренне удивилась. – Вы же капитолийцы.
– Капитолийцы?
– Он – капитолиец. – Мохначка ткнула в сторону Латыпова пальцем. – А ты – не знаю кто. Наверное, его самка. Короче, оба капитолийцы. А их надо убивать.
– Всех?
– Всех, – безапелляционно заявила самка. – Все капитолийцы – плохие люди.
– Вот как? – пробормотала Глаша. – Я вообще-то не из Капитолия.
– А откуда?
– Из племени лесных людей. Слышала о таких?
– Слышала. Их уничтожили капитолийцы.
– Верно, – сказала лесовичка. Глаза ее при этом непроизвольно сузились.
– Если верно, зачем ты идешь с этим капитолийцем? Ты пленная?
Глаша впала в ступор. Глуповатая на первый взгляд дикарка неожиданным вопросом поставила ее в тупик.
– Нет, она не пленная, – сказал Латыпов. Он заскучал во время этого малосодержательного разговора. Хотя и понимал, что Глаша пытается вытянуть из мохначки полезную информацию, не позволяя той удрать. Да вот только что та может знать? – Она не пленная. Мы друзья.
– Я так и думала. – Самка презрительно сплюнула под ноги. – Вы оба плохие.
– Дура ты, – сердито произнес старшина. – Была бы Глаша плохая, давно бы тебя застрелила. Пойми – люди бывают разные. Даже капитолийцы. Вот я, например, хороший.
– Ха. – Мохначка снова сплюнула и с возмущением отвернула голову – мол, даже видеть вас не хочу, уроды.
– Помолчи, Сергей, – сказала Глаша, к которой вернулся дар речи. – А ты, девушка, зря смеешься. Среди капитолийцев тоже попадаются неплохие люди. Правда, это практически нереальное явление, типа как нео-вегетарианец, но чего в жизни не встречается?
– У-у, – неопределенно протянула «девушка». – А что такое веге… вега-та…
– Вегетарианец – это тот, кто не ест мясо. Встречались тебе такие нео?
Ответ мохначки прозвучал неожиданно.
– Я сама иногда не ем мяса, – сказала она. – Правда, редко.
– Это, видимо, когда охота не удалась? – не удержавшись, съязвил Латыпов.
– Нет. Мы не едим, когда запрещает Исуй. Нави называет это пост.
Самка моргнула и замолчала с испуганным видом. Но ключевое слово уже вылетело из ее уст, и старшина сразу же отреагировал на него.
– Нави? Ты сказала – Нави?! – удивленно воскликнул он.
Вместо ответа мохначка потупилась и, приподняв босую ступню, начала с задумчивым видом ковыряться в траве большим пальцем.
– Я слышал, как ты сказала «Нави», – раздельно, едва ли не по слогам, произнес Латыпов. – Не притворяйся дурочкой. Кто такая Нави?
Но дикарка снова промолчала, делая вид, что обнаружила в траве нечто очень привлекательное.
– Чего не отвечаешь? Язык проглотила, мохнатая уродина?
Разозленный Латыпов шагнул вперед. Но Глаша схватила его за плечо и прикрикнула: