– Вера, Толя! – произнесла Настя, утопив свой взгляд в свои печали. – Такое перенести, такое выдержать!.. – И Настя тихо всплакнула.
– Ладно, этот, кушай, кушай. Потом расскажешь, – спохватилась Вера. – Изголодала, исхудала вся, значит, одна душа в теле, этот, и осталась. Заблудилась в сумерках жизни, значит…
Настя радовалась нежданной встрече и даже не верила в такой поворот судьбы, с завистью смотрела на удачливую подругу, оттаивала, смягчала ожесточенное сердце.
Растраченная где-то в невольных краях её манящая
красота, уже
отдавала страстным сполохом осеннего заката,
но еще не потеряла былой изюминки.
– Дай мне немного отойти, – попросила. – Всё расскажу в подробностях. Мне не верится, что встретила вас…Вы посланы во спасение – не иначе…
-Потом, значит, расскажешь,– сказала Вера, подкладывая ей и мужу кусочки посолиднее. – Ешь гречку, бери мясцо, не церемонься
, среди своих ведь.
– Рассказывать – не миновать, знаю,– сказала Настя. – А мне, как по горячим углям ходить… Ладно, начну с самого начала. Вы знаете, что муж мой
работал партийным секретарем. Учитель по образованию, историк. Его из школы взяли на эту должность. Вызвали в органы и начали агитировать: ты, мол, политику текущую знаешь, народ сможешь убедить. Николай отказывался. В школе у него дела ладились. Но кто его слушал? Приказали – иди, он и пошел, иначе оказался бы без работы. Новая должность не нравилась. Сердце терзал, но работу выполнял исправно. Не знаю, что произошло, может, где-то сказал не так или не то сделал, только через три недели после нашей свадьбы за ним пришли. Брали ночью трое гэпэушников. Приказали одеться, разрешили взять кружку, ложку и полотенце. В квартире всё перевернули. что-то искали. У Коли была небольшая библиотека, так всю перетрясли, переписали. Бельё перемяли. Я начала плакать. Думала: вот заплачу -и нас оставят в покое. Коля держался спокойно, говорил: «Не переживайте – там разберутся, это недоразумение какое-то». Н
е было за ним никакой вины. А за мной –тем более!
Привезли нас в Воронеж на рассвете. Посмотрел Коля сквозь решётчатое окошко «воронка», вздохнул и сказал тихо: «Держись, Настенька, нас в тюрьму определяют». О
бнял он меня на прощание. успокоил
, надеялся на справедливость и закон. В тюрьме нас развели по разным камерам. Сначала осудили его, дали десять лет, как «врагу народа». А мне за пособничество и недоносительство пять лет припаяли… А какой он враг? К
акая я пособница?..
В чисто прибранной кухне перепутался запах дрожжевого хлеба
и домашней еды, давно позабыто