Кремлевский Папа

– кранты, а потом начала я в молчанку играть. Главное – не дать им врубиться, а мне вызвонить. Жали на

меня они крепко, но мне удалось жало оставить, а яд удалить

!..

-Нет, я тебя, этот, отказываюсь понимать! Переходи на нормальный язык.

-В общем, я с ними гоняла порожняк… Они хотели меня раздеть до кишок, но я

им, васюрикам, вколачивала баки.

– Да переходи ты к нормальному разговору. Прекращай свой блатной жаргон!

– Ладно, извини. Так вот, они хотели с меня допрос снять, а я им показала дулю.

Подруги выпили по одной, потом ещё и продолжи

ли беседу.

-Хочется как следует заложить за бороду,– сказала Настя.

– Настя, переходи, этот, к конкретному разговору, говори нормальным языком!

П

рекращай свой жаргон! Поняла?

-А ты меня, Вера, не пытай! У меня знаешь, сколько было доп

ытчиков! Тебе и присниться не может столько. Скажи мне лучше, сколько твой бабок получает?

-Ты про зарплату?..

– Про неё, проклятую!..

– Настя, я не буду с тобой тюремным языком блатыкать! Мы с Толей

такую серьезную науку вороча

ем, что мне стыдно даже слушать твои слова. Н

е в тюрьме мы, этот… Получае

т он сейчас четыре сотни… А, если удачно защитимся, то будет получать еще приличне

е.

– Какую же вы науку тянете, грызете?

– Я же тебе уже говорила. Преподает он политэкономию. Наука, я тебе скажу, очень каверзная. Сегодня один постулат выставят,

а завтра другой, а ты дефилируй между этими постулатами, лавируй, чтобы не попасть впросак.

– У вас, Вера, тоже свои жаргоны, только научные. К

ак же он, бедолага, пишет?

– Страшно тяжело ему достается писанина! Видела у него, этот, разрез на культе? Это врачи ему сделали приспособление, называется клешня Крукенберга, значит. Какой-то хирург придумал, по фамилии Крукенберг. Вставляю

ему туда ручку, он и пишет, этот, клешней… Теперь уже сам наловчился брать

ручку, вилку и ложку.

– Ты мечтала, Вера, выйти за летчика, а вышла за инвалида…

– Мечтала, даже переписывалась с летчиком,

но, этот, не судьба, Насть. погиб он…

Внезапно набежавшая слеза обескуражила Веру, она смахнула её,

подошла к Насте,

обняла.

-Помнишь, как мы с тобой, этот, ухажеров дурили?– спросила. – Скажем, значит, приходите на речку, а сами в

кустах прячемся, наблюдаем. Соберутся человек, значит, пять, ходят, волнуются, а мы в кустах помираем со смеху. Помнишь?

-А то не помню! А как мы с тобой решили сорвать танцы в клубе, помнишь? Принесли перец молотый, пол посыпали. Н

а всех танцоров такой чох напал… Повыскакивали они на улицу, слезы текут, а мы кишки рвем…

– Помню, этот, как же!