Кремлёвские мастера

На крыльце его встретил Андрей, и они вместе вошли в комнаты, где все оставленное ими месяц назад стояло и лежало на своих местах. Исчезли лишь книги и дневники. Чуть позже Аристотель узнал, что их самовольно сожгли слуги. Те самые слуги, которых прислал ему много лет назад Иван III. Жгли весело, охотно, точно уничтожали самого опасного врага. Побоялись тронуть только план будущего дворца великого князя. Да и то потому, что была привешена к нему печать государя из красного воска: Георгий Победоносец на коне.

Испугавшись непривычного вида пустого книжного шкафчика, Фиораванти быстро сунул том Данте под подушку постели. Теперь этот томик был последней вещью, которой он еще всерьез дорожил. Принесенные же из заключения чертежи он бросил на широкий стол. Работу над ними следовало продолжать, а значит, продолжалась и жизнь.

Он вычерчивал массивную угловую башню с глубоким колодцем внутри. Потом ночами рисовал, придумывал, считал, как лучше, как проще соорудить механизм для непрерывного подъема воды наверх. Затем принялся обдумывать шлюзы на реке Неглинке, через которые пойдет вода в ров на Красной площади. Работы было много, но не было уже прежних сил, прежней энергии. Иногда начинались сильнейшие головные боли. Казалось, что кто-то натянул на его поседевшую голову железный обруч и все туже и туже затягивает его.

В такие дни Аристотель не вставал с кровати. Он целиком отдавался воспоминаниям и раздумьям. Последнее время его все больше и больше волновал мучительный вопрос: во имя чего он трудится сейчас? Чтобы через четыре-пять столетий люди восхищались его работой и вспоминали его, Аристотеля, имя? Но тогда даже мальчишки будут знать больше, чем он. И эта общая доступность знаний облегчит жизнь простым людям, усложнит ее для мудрецов и наверняка изменит представления о красоте. Нет, во имя простой славы, во имя честолюбия бессмысленно растрачивать столько сил и энергии. Славу снискал и Герострат, который поджег храм Дианы Эфесской… Но разве это слава?

Его, Аристотеля, волнует другая цель.

Когда-то великий Фидий создал в древних Афинах статую Зевса Олимпийского. Статуя была столь совершенна и великолепна, что люди, глядя на нее, начинали еще сильнее верить в бессмертие и величие богов. Творения гения укрепляли дух древних афинян. Во имя такой цели, во имя стремления превознести и возвеличить разум человека трудился он, Аристотель Фиораванти, всю жизнь. Ему хотелось скорее увидеть окружающих его людей гордыми, лишенными страха и самостоятельными в своем поведении, в своем мышлении. Человек рожден для настоящего. Он может многое взять от прошлого, оставить, если в состоянии, что-то для будущего, но жить он должен сегодня. И во имя этого реального сегодня Аристотель готов был строить общественные здания, возводить соборы, придумывать механизмы, облегчающие труд, и даже отливать пушки. Он понимал, что его мечты о рождении нового, свободного и разумного человека еще неисполнимы и бог весть когда исполнятся, но он понимал и другое — кто-то должен трудиться сегодня во имя этого завтра, кто-то должен первым познакомить юное Московское государство со всем лучшим, что уже достигнуто на его родине, в Италии. Этим первым будет он — Аристотель Фиораванти из Болоньи. Во имя такой цели, во имя такой славы он должен и будет работать.

И снова исчерканные, испещренные цифрами и рисунками листы бумаги загромождали его стол.

Так незаметно прошел год и начался второй. Теперь по вечерам в покоях Аристотеля было всегда полно народу. Приходили за советом и помощью строители Марко Руффо и Антонио Фрязин, пушечные и литейные мастера Павел Дебосис и Яков. Для каждого находились время и добрые слова поддержки.

С оказией отправил Аристотель большое послание своему ученику Пьетро. Только теперь он называл его полным именем, Пьетро Анточио Солари, как самостоятельного. взрослого мастера. Фиораванти напомнил Пьетро о данном слове вернуться в Москву и просил сдержать это слово. Он подробно описал ему проект новой московской крепости и, упомянув о своих старческих недомоганиях, предложил Солари принять на себя руководство всеми работами. «Вы сможете, — писал Аристотель, — возвести здесь самую современную, самую могучую крепость из существующих ныне и тем самым прославить свое имя как великого мастера и архитектора».

Уносясь в своих мечтах далеко вперед, Фиораванти уже видел, как он передает все свои чертежи и расчеты вернувшемуся Пьетро. Он, и только он, станет наследником и продолжателем его дела. Увы, как ни грустно, но сын Андрей архитектурой не интересовался.

Наконец наступил день, когда Аристотелев план перестройки Московского Кремля начал претворяться в жизнь. 9 марта 1485 года Антон Фрязин заложил на берегу Москвы-реки первую большую стрельницу — башню с тайным подземным ходом к воде. И, глядя на озабоченного Антонио и на стоящего рядом с ним Марко Руффо, посерьезневшего от торжественности момента, Фиораванти осознал, что теперь его чертежи и проекты уже не пропадут и дело его нашло добрых и верных последователей.