Кремулятор

«Глупо, глупо бежать от смерти! Зачем просить жеребца и бежать в Багдад, если смерть уже ожидает тебя там? Что с того, что я трусливо покинул однажды Гатчину, если в действительности все это время смерть ожидала меня здесь? К чему обманывать себя, к чему сражаться за место на палубе, если в случае этом я превращусь в обезумевшее животное, которое ради собственного спасения готово идти по головам?»

Наблюдая, как во время паники солдаты и гражданские ежечасно демонстрировали худшие человеческие качества, я говорил себе, что лучше немедленно застрелиться в порту, чем уйти вместе с этими людьми. Одна попытка самоубийства у меня уже была, и, кажется, наступал момент следующей – следующей и последней. Я не собирался мыслить собственную смерть, я всего-навсего хотел стать посреди пристани, нажать на курок и… и, вероятнее всего, так бы оно и произошло, если бы в момент этот аккурат рядом со мной не появилась ты…

Ночь перед четвертым допросом

Первое, что я подумал в то мгновенье, что уже мертв. Видно, случайно нажал на курок, пуля прошила мозг, и вот я в раю или в аду (всё одно) и вижу теперь тебя в компании какого-то нелепо накрахмаленного старика. Он был в шубе (я это хорошо запомнил), а ты в элегантном дымчатом пальто. Выглядеть так в подобной ситуации было почти преступно. «Вы на мои похороны? Да? Нет?»

Но ты не ответила – ты не заметила меня.

Вера!

Вера, которую я предал и не видел вот уже несколько лет, Вера, которая собиралась приехать в Гатчину, Вера, которая обещала любить меня всю жизнь и которую я не дождался, Вера, которая так мечтала о сцене, ты появилась в порту в ту самую минуту, когда я собирался нажать на курок…

«Галлюцинация? Неужели я до того трус, неужели просто-напросто не могу застрелиться? К чему мозг мой придумывает все эти спасительные уловки?»

Безо всяких церемоний, не обращая внимания на пожилого спутника, я подбежал к тебе, чтобы ущипнуть себя:

«Вера!»

«Петр Ильич?! Вы?!» – Не сон! Не мертв…

«Я…»

«Петр Ильич…»

«Кто это с тобой?!»

«Это мой старый друг…»

«Вижу, что старый…»

«Оставьте, Петр Ильич…»

«Иди же ко мне!»

«Нет!»

«Сударь, я требую», – преодолевая страх, вдруг пискнул твой старик.

«Петр Ильич, давайте отойдем…»

«Но, милая…»

«Я сейчас вернусь к вам, не беспокойтесь…»

В суматохе, среди всех этих людей, которые проталкивались к кораблям, ты взяла меня под локоть и отвела в сторону.

«Да что с тобой?! Ты что не видишь, что это я?»

«Вижу, но у нас нет времени на этот пустой и вульгарный разговор! Со мной все более-менее благополучно, Петр Ильич, однако жизнь теперь совершенно иная. Посмотрите по сторонам! Все теперь изменилось, вы же видите, что здесь творится! Все в прошлом, я стала другой и прошу вас разговор в этом русле более не продолжать! Право, глупо же теперь выяснять отношения! То, что на прощание бог предоставил нам возможность увидеться, – славно, но не нужно теперь преувеличивать значение нашей случайной встречи…»

«Случайной? Верочка, но это же судьба!»

«Петр Ильич, оставьте эти пошлости – вы же офицер!»

«Пошлости?! Милая, ты сердишься? Я понимаю! Милая моя, прости! Я знаю, что тогда, в Гатчине, поступил скверно, что не дождался тебя, я знаю, что мне нет прощения! Я знаю, знаю, что годами должен буду замаливать этот грех, но так дай мне эти годы! Вера, Верочка, милая! Прости меня!»

«Все это теперь неважно и в прошлом. Я на вас зла не держу. Это было бы теперь совершенно неуместно и как-то даже по-детски. Годы прошли, жизнь не стояла на месте, мы повзрослели, рок испытал нас…»

«Милая моя, тебя заколдовали словно! Ну сколько же можно сердиться? Вот же я, стою перед тобой! Ты же обещала, ты же клялась, что мы всегда будем вместе! Как же это может так быть, чтобы ты сейчас все это наговорила? Тебя напугала эта атмосфера? Это толпа, да?»

«Петр Ильич, прошу вас, остановите вашу шарманку!»

«Ну-ка посмотри на меня! Ты что, забыла про обещания?!»

«Уберите руки, Петр Ильич! Прекратите! Что за глупости? Кому я что обещала? Мальчику, которого провожала погибать?»

«Но ведь ты писала мне, что приедешь в Гатчину! Я ждал тебя! Я ждал!

Я рисковал!»

«Писала, не писала – какая теперь разница?! Оглянитесь, говорю, вокруг! Главное, что я у вас была! Быть может, и писала я что-то такое, но для того только, чтобы поддержать вас. Ни в какую Гатчину я ехать, конечно, не собиралась!»

«Ты врешь!»

«Нет!»

«Врешь!»

«Отнюдь! Я всего лишь хотела поддержать вас! О положении дел в Гатчине, о вашем личном состоянии я ровным счетом ничего не знала, так что теперь скажите мне спасибо! Из-за вас я сейчас не попаду на судно! Если вы действительно любите меня – проводите нас!»

Допрос четвертый #

– Так почему же ты решил бежать?

– В 1920 году я понял, что Деникин в России уже ничего не добьется…

– Вечно тебя все не устраивали! Исходя из чего это ты понял, что Деникин ничего не добьется?

– Чем больше я узнавал его, тем сильнее человек этот смешил меня. Он мог часами рассуждать о высоком, но при этом никогда ничего не делал по существу…

– Давай подробнее!