Кремулятор

– Например, Деникин искренне считал, что мы проигрываем немцам духовно…

– Это в каком смысле?

– В прямом. Он был совершенно оторван от реальной жизни. Приказывая убивать, убивать и еще раз убивать, Деникин часами мог рассуждать, что русская армия стала бы гораздо лучше, если бы поработала над своей моралью. Хорошо организованная мораль, по его мнению, помогла бы нам уничтожать больше…

– Тебе-то, Нестеренко, всякая мораль явно чужда!

– Мне чужды бездействующие генералы, гражданин начальник. Во время войны, да и после, Деникин жил в совершенно сказочных мирах. Он искренне полагал, что еще одной причиной наших бед стала отравленная кайзером русская душа. Я слушал его и не мог поверить, что все это он говорит всерьез. Если верить Деникину, то до вмешательства кайзера с русской душой все было в полном порядке, а потом вдруг случилась беда. Пока Деникин продолжал мыслить атавизмами, Россия разваливалась на глазах. Кажется, он искренне не понимал, что совсем скоро страны, за которую он так вяло воевал чужими жизнями, не станет. Впрочем, думаю, что по-настоящему его тревожило совсем другое…

– Что же?

– Отсутствие личного водителя…

В глазах Перепелицы впервые появляется искра. Кажется, он даже улыбается, впрочем, тотчас делается серьезным и продолжает допрос:

– Почему же ты тогда в Киеве примкнул к его армии?

– Потому что в Киеве идиотов было еще больше. Взвешивая все «за» и «против», я ошибся тогда, рассчитав, что он сможет навести порядок.

– Значит, ты всегда был на стороне тех, кто может навести порядок?

– Мне кажется это разумным. Неужели вы поступаете иначе?

– Не отвлекайся!

– Я не ехал непосредственно за Деникиным – я двигался за силой, которая, как мне тогда казалось, могла остановить всеобщий хаос.

– О каком хаосе ты говоришь?

«О каком хаосе я говорю? И правда, откуда же тебе, сопляку, знать. Вот же, перед тобой мои дневники… Что же ты все мучаешь меня, а? Возьми да прочти!»

Перед парадом прошел молебен, красные расстреляли монахов, белые допросили и повесили командира красных. Высшее командование русской армии в очередной раз сфотографировалось, а в Киев вошли немцы. Тут восстание, там вооруженное выступление. Бесконечные принятия постановлений, образования комитетов и создания чего-нибудь, чего никому и не надобно. Совещания, резолюции, призывы. Правительства временные, все неустойчивое, непонятное, преходящее. Это село зачем-то освободили, то не пойми для чего сожгли. Пришли летописцы, пепелище старательно описали, крестьяне долго рассказывали им, что и как происходило, а потом летописцев этих для чего-то взяли, да и разорвали на куски. Затем пришли солдаты и крестьян этих расстреляли, а дома и не спалили даже, потому что нечего уж было палить…

– Нестеренко, ты чего опять замолчал? Давно по морде не получал? Все зажило?

– Зажило, гражданин начальник…

– Ты говорил о хаосе…

– Я скорее вел к тому, что в хаосе этом было довольно сложно принимать правильные решения и из кого бы то ни было выбирать…

– А выбирать не нужно было, Нестеренко, нужно было быть со своим народом!

«Боже, вот же кретин! Быть со своим народом – ну не мудак ли, а?! Да будет тебе известно, гражданин начальник, что этот самый народ, неотъемлемой частью которого ты, валенок, безусловно являешься, ничего не хотел. Тот же Деникин правильно подмечал, что всю Гражданскую войну толпа шла обывательским путем нейтральности. Народ не собирался проливать свою кровь ни за одну из сторон. Время от времени, устав, отчаявшись, обезумев от голода, масса срывалась за обещаниями тех или иных проходимцев, но не более того. Ни красные, ни белые, ни Петлюра, ни Махно, ни Скоропадский – никто из них по-настоящему не выступал вместе с народом. Да и сам народ, если и ввязывался в бой, то отстаивал права кого угодно, но только не самого себя».

– Мне что, из тебя теперь по слову вытягивать?

– Знаете, гражданин начальник, я тут просто задумался, и мне кажется, что народ-то и сам-то не очень-то понимал, чего хочет…

– Вас, дворян, русский народ всегда не устраивал!

– Напротив, я считаю, что ничем и никогда от простого мужика не отличался…

– Нестеренко, что ты тут несешь?! Не отличался он от простого мужика! Киев, Варшава, Берлин, Париж – ты дворянин!

«Ну и что? А Ленин твой что, не дворянин?»