Читаем Крэнфорд полностью

Отыскивая факты, я часто припоминала выражения, которыми батюшка описывал один дамский комитет, в котором он был президентом. Он говорил, что не мог не припоминать одно место из Диккенса, описывавшее хор, в котором каждый пел на свой лад и к своему собственному удовольствию. Так и в этом человеколюбивом комитете каждая дама выбирала свой любимый предмет и говорила о нем к своему собственному удовольствию, что, впрочем, не слишком подвигало вперед предмет, о котором они собрались рассуждать. Но даже этот комитет не мог сравниться с рассуждениями крэнфордских дам, когда я пыталась собрать ясные и определенные сведения о росте и наружности бедного Питера, и о том, когда и где видели и слышали его в последний раз. Например, я помню, что спросила мисс Поль (и думала, что вопрос был очень кстати, потому что я сделала его, встретившись с нею у мистрисс Форрестер; обе дамы знали Питера и я вообразила, что они могут взаимно напоминать друг другу), какие последние известия она о нем имела, и она начала глупейший рассказ, о котором я упоминала, будто он выбран тибетским ламой, и это послужило поводом для каждой из этих дам развить собственную свою идею.

Мистрисс Форрестер начала с закрытого покрывалом предвещателя в «Лалла Руке», спрашивая, думаю ли я, что этот предвещатель то же самое, что Далай Лама, хотя Питер был не так безобразен, даже скорее красив, если б у него не было веснушек. Я была рада, видя, что она распространяется о Питере, но, через минуту обманчивая дама перешла к Калидору Роуланда и к достоинству косметических средств и мазей для волос вообще, и рассуждала так плодовито, что я обернулась слушать мисс Поль, которая от лам (вьючного скота) перешла к перувианским акциям и к её жалкому мнению о коммерческих банках вообще и о том в особенности, в котором находились деньги мисс Мэтти. Напрасно я вмешивалась с: «когда это было? в котором году слышали вы, что мистер Питер сделался великим Ламой?» Они только продолжали спорить: мясоедные ли животные ламы или нет; в каковом споре они оказались не совершенно равносильны: мистрисс Форрестер (после того, как они погорячились и потом опять охладели) призналась, что она всегда смешивала мясоядных и травоядных, точно так же, как горизонтальный и перпендикулярный; но она извинялась в этом очень мило, говоря, что в её время четырехсложные слова употреблялись только затем, чтоб научиться, как читать по складам.

Я узнала из этого разговора только одно: последнее известие о Питере было из Индии или «из окрестных с нею стран», и это недостаточное сведение достигло Крэнфорда в том году, когда мисс Поль купила себе платье из индийской кисеи, давно уже изношенное (мы его вымыли и починили и следили за его упадком до тех пор, пока из него были сделаны сторы, прежде-чем разговор пошел далее), и в тот год, когда Уомбуелль прибыл в Крэнфорд, потому что мисс Мэтти желала видеть слона, чтоб лучше представить себе, как Питер на них ездил, и видела тоже удава, которого она даже не хотела и воображать в своих мыслях о месте жительства Питера; и в тот год, когда мисс Дженкинс выучила наизусть какое-то стихотворение и говорила беспрестанно на всех крэнфордских вечеринках, как «Питер обозревал области от Китая до Перу» – выражение, которое все считали очень великолепным и очень ученым, потому что Индия находится между Китаем и Перу, если вы позаботитесь перевернуть глобус налево, а не направо.

Я полагаю, что все эти мои расспросы и любопытство, возбужденное ими в друзьях моих, сделало нас слепыми и глухими ко всему, что происходило вокруг нас. Мне казалось, что солнце восходило и заходило, что дождь шел в Крэнфорде точно так, как обыкновенно, и я не примечала признаков, которые могли бы почесться предвестниками необыкновенного происшествия. И сколько мне известно, не только мисс Мэтти и мистрисс Форрестер, но даже сама мисс Поль – которую мы считали чем-то в роде жрицы, за искусство её предвидеть обстоятельства прежде, чем они случались, хотя она не любила беспокоить своих друзей, сообщая им свои предвидения – даже сама мисс Поль едва переводила дух от изумления, когда явилась рассказать нам удивительное известие. Но я должна прийти в себя; воспоминание об этом, даже после стольких лет, захватило мне дух и сбило с толку, и покуда я не укрощу свое волнение, не сладить мне и с моим правописанием.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Тяжелые сны
Тяжелые сны

«Г-н Сологуб принадлежит, конечно, к тяжелым писателям: его психология, его манера письма, занимающие его идеи – всё как низко ползущие, сырые, свинцовые облака. Ничей взгляд они не порадуют, ничьей души не облегчат», – писал Василий Розанов о творчестве Федора Сологуба. Пожалуй, это самое прямое и честное определение манеры Сологуба. Его роман «Тяжелые сны» начат в 1883 году, окончен в 1894 году, считается первым русским декадентским романом. Клеймо присвоили все передовые литературные журналы сразу после издания: «Русская мысль» – «декадентский бред, перемешанный с грубым, преувеличенным натурализмом»; «Русский вестник» – «курьезное литературное происшествие, беспочвенная выдумка» и т. д. Но это совершенно не одностильное произведение, здесь есть декадентство, символизм, модернизм и неомифологизм Сологуба. За многослойностью скрывается вполне реалистичная история учителя Логина.

Фёдор Сологуб

Классическая проза ХIX века