Крэнфорд

Но как многие люди, думающие, что уже высказали много колкого, насмешливого и вместе остроумного, она начала смягчать свою угрюмость с той минуты, как сделала намек на аптеку, и мы стали рассуждать о том, как мистрисс Джемисон примет это известие. Особа, которой она поручила управлять домом и не допускать поклонников до служанок, завела поклонника для самой себя! И поклонника такого, которого мистрис Джемисон провозгласила пошлым и недостойным крэнфордского общества; не только по причине его фамилии, но и за его голос, за цвет лица, за сапоги, пахнувшие конюшней, за всю его особу, пахнувшую лекарствами. Ездил ли он к леди Гленмайр в дом мистрисс Джемисон? Известковый хлор не очистит в таком случае дома в мнении его владетельницы. Или свидания их ограничивались случайными встречами в комнате бедного больного фигляра, к которому они оба были так необыкновенно добры, в чем мы не могли не сознаться, несмотря на все наши понятия о mésalliance? Теперь открылось, что у мистрисс Джемисон была больна служанка и мистер Гоггинс лечил ее несколько недель. Стало-быть волк был в самом стаде и унес пастушку. Что скажет мистрисс Джемисон? Мы заглядывали в мрак будущего, как ребенок смотрит на ракету, поднимающуюся в темном небе, исполненный ожидания трескотни, взрыва и блестящего дождя искр. Потом мы опускались на землю и к настоящему времени, расспрашивая одна другую (мы все были равно, не имели ни малейшей данной, чтоб вывести какое-нибудь заключение), когда это случится? где? Сколько лет мистеру Гоггинсу? Расстанется ли она с своим титулом? Как Марта и другие служанки в Крэнфорде будут докладывать о таких новобрачных, как леди Гленмайр и мистер Гоггинс? Но поедут ли с визитами? Примет ли их мистрисс Джемисон? или мы должны будем выбирать между знатной мистрисс Джемисон и разжалованной леди Гленмайр? Мы все любили больше леди Гленмайр. Она была весела, ласкова, обходительна и приятна; а мистрисс Джемисон угрюма, вяла, напущена и скучна. Но мы так долго признавали власть последней, что нам казалось как бы вероломством даже помышлять о неповиновении запрещению, которое мы предвидели.

Мистрисс Форрестер застала нас врасплох, в заштопанных чепцах и воротничках, и мы совершенно об этом забыли, торопясь узнать, как она перенесет известие, передачу которого мы благородно предоставили мисс Поль, хотя, если б мы были расположены несправедливо воспользоваться преимуществом, мы могли бы сами рассказать его, потому что с ней сделался весьма некстати сильный припадок кашля в продолжение целых пяти минут после того, как мистрисс Форрестер вошла в комнату. Я никогда не забуду умоляющее выражение её глаз, когда она смотрела на нас через свой носовой платок. Они говорили так ясно, как только красноречивейшие слова могут выразить: «Не пользуйтесь случаем, чтоб лишить меня принадлежащего мне сокровища, хотя на некоторое время я не могу им воспользоваться». И мы не воспользовались.

Удивление мистрисс Форрестер равнялось нашему, а чувство оскорбления было еще сильнее, потому что она обижалась также за свое звание и понимала гораздо лучше нас, до какой степени подобное поведение пятнало аристократию. Когда они ушли с мисс Поль, мы старались успокоиться; но мисс Мэтти была просто вне себя от ужасного известия. Она считала и пересчитывала, и вышло, что более пятнадцати лет не приводилось ей слышать ни о какой знакомой свадьбе, исключая одной мисс Джесси Броун, и это, как она говорила, совершенно ее поразило и заставляло чувствовать, как будто она не может ручаться за будущее.