Крэнфорд

Я не буду утомлять вас подробностями наших деловых занятий, и одна из причин, по которым я этого не рассказываю, состоит в том, что я тогда не понимала, что мы делали, и теперь не могу припомнить. Мы с мисс Мэтти сидели погруженные в счеты, проекты, доклады и документы, в которых ни одна из нас не понимала ни слова. Батюшка мой был проницателен и решителен, как необыкновенно деловой человек; и если мы делали какие-нибудь вопросы или выражали малейшее желание понять в чем дело, он всегда резко отвечал:

– Э, это ясно, как Божий день. Что вы хотите возразить?

А так как мы не понимали ничего из того, что он предлагал, то нам казалось несколько затруднительно излагать наши возражения; сказать по правде, мы сами не знали, есть ли тут что возражать. Поэтому мисс Мэтти пришла в некоторое нервное состояние соглашения и говорила: «да» и «конечно», при каждой паузе, кстати или нет; но когда я раз присоединила и свое согласие к «решительно» произнесенному мисс Мэтти дрожащим, сомневающим тоном, батюшка накинулся на меня с вопросом:

– Что тут ты решаешь?

Я и до сих пор не знаю, что… Но я должна отдать ему справедливость, что он приехал из Дрёмбля помочь мисс Мэтти, хотя не мог терять времени и хотя собственные его дела находились в весьма плачевном состоянии.

Пока мисс Мэтти вышла из комнаты отдать приказания для завтрака в грустном недоумении между желанием почтить батюшку каким-нибудь деликатным блюдом и убеждением, что теперь, потеряв все свое состояние, она не имеет права предаваться этому желанию, я рассказала ему о собрании крэнфордских дам у мисс Поль. Он все потирал глаза рукою, пока я говорила; а когда я дошла до предложения Марты взять мисс Мэтти в жилицы, он отошел от меня к окну и начал барабанить пальцами по стеклу. Потом вдруг обернулся и сказал:

– Видишь, Мэри, как добродетельная, невинная жизнь приобретает друзей. Эх, черт побери! будь я пастор, вывел бы из этого прекраснейшее нравоучение; жаль, что не хочу сказать, только путаюсь всегда; но я уверен, ты чувствуешь, что я хочу сказать. Мы пойдем с тобою прогуляться после завтрака и поговорим побольше об этих планах.

Завтрак состоял из горячей сочной бараньей котлетки и остатка от холодного льва. От этого последнего блюда не осталось ни одного кусочка, к великому удовольствию Марты. Потом батюшка сказал прямо мисс Мэтти, что желает поговорить со мной одной и что он побродит немножко и посмотрит на старые знакомые места, а я потом расскажу ей, что мы придумали. Когда мы уходили, она воротила меня, говоря:

– Помните, душенька, я осталась одна… я хочу сказать, что никто не осрамится от моих поступков. Я желаю сделать все, чего требует справедливость и честность, и не думаю, что если Дебора узнает о моих поступках там, где она теперь, то будет стыдиться меня за поступки, не совсем приличные благовоспитанной даме, потому что, видите, она будет все знать, душенька. Только дайте мне посмотреть, что я могу сделать, дайте заплатить бедным людям сколько я могу.

Я с чувством ее поцеловала и побежала за батюшкой. Следствия нашего разговора были таковы: если все будут согласны, Марта и Джим женятся как можно скорее и будут жить в теперешней квартире мисс Мэтти; сумма, которую ежегодно жертвуют крэнфордские дамы, будет достаточна, чтоб заплатить за квартиру, давая Марте возможность употребить часть денег, получаемых от мисс Мэтти на доставление ей некоторого комфорта.

Что касается продажи вещей, то сначала батюшка несколько сомневался. Он сказал, что старая пасторская мебель, хотя старательно сбереженная, весьма немного доставит денег и что это немногое будет как капля в море в долгах городского банка. Но когда я представила, как деликатная совесть мисс Мэтти успокоится чувством, что она сделала все, что могла, он уступил, особенно после того, как я ему сказала о происшествии с пятифунтовым билетом, хотя порядком побранил меня, зачем я это допустила. Потом я намекнула на мою идею о том, что она могла бы увеличить свои доход, продавая чай, и, к великому моему удивлению (потому что я почти отказалась от этого плана), батюшка схватился за него со всей энергией торговца. Я полагаю, что он стал считать цыплят прежде, чем они вывелись, потому что тотчас насчитал выгоду, которую она может получить от продажи более чем в двадцать фунтов в год. Небольшая столовая должна превратиться в лавку, без всяких унизительных её принадлежностей; стол будет прилавком; одно окно останется в своем виде, а из другого сделается стеклянная дверь. Я очевидно поднялась в его уважении за то, что придумала такой великолепный план. Я только боялась, что нам не удастся уговорить мисс Мэтти.