Крэнфорд

Мисс Мэтти, как бы мне должно было упомянуть прежде, чувствовала некоторое угрызение совести продавать чай, потому что в городе был уже мистер Джонсон, включавший и этот предмет в список своих бесчисленных товаров; и прежде чем она могла совершенно примириться с своим новым занятием, отправилась она в его лавку, ничего мне не сказав, порассказать ему о замышляемом проекте и узнать, не может ли это повредить его торговле. Батюшка назвал этот поступок её «великой глупостью» и пожелал узнать, что сталось бы с торговцами, если б они беспрестанно совещались об интересах друг друга; не остановило ли бы это всякое конкуренцию? Может быть, это не годилось бы в Дрёмбле, но в Крэнфорде имело прекрасные следствия, потому что не только мистер Джонсон ласково уничтожил всякое сомнение у мисс Мэтти о возможности повредить его торговле, но, как я знаю наверно, постоянно посылал к ней покупателей, говоря, что чай, который он держит, самого простого сорта, а у мисс Дженкинс находятся всевозможные отборные сорта. Дорогой чай составляет любимую роскошь торговцев и жен богатых мызников, пренебрегающих обыкновенным фамильным чаем, который водится у многих порядочных людей, и берут непременно только цветочный и желтый.

Но воротимся к мисс Мэтти. Истинно-приятно было видеть, как её бескорыстие и простой здравый смысл пробуждали те же самые качества и в других. Она никогда не предполагала, чтоб кто-нибудь вздумал обмануть ее, потому что ей самой было бы так прискорбно обмануть других. Я слышала, как она остановила клятвенное уверение человека, принесшего ей уголья, сказав спокойно:

– Я уверена, что тебе будет жаль, если ты принес мне не полную меру.

И если в угольях была утайка на этот раз, я не думаю, чтоб она случилась в другой раз. Всякий стыдился обмануть её доверие, как бы стыдился сделать это с ребенком. Но батюшка говорил: «такая простота может существовать в Крэнфорде, но в свете никуда не годится». И я воображаю, как должен быть дурен свет, когда, при всем подозрении батюшки к каждому, с кем он имеет дело, и несмотря на его многочисленные предосторожности, он потерял более тысячи фунтов вследствие чужого плутовства, не далее, как в прошлом году.

Я оставалась на столько, чтоб утвердить мисс Мэтти в её новом образе жизни и уложить библиотеку, купленную пастором. Он написал любезное письмо к мисс Мэтти, говоря о том, «как он рад иметь библиотеку, составленную с таким прекрасным выбором, какая была у покойного мистера Дженкинса, за какую бы то ни было цену». И когда она согласилась, с чувством грустной радости, чтобы эти книги опять воротились в пасторский дом и снова стояли на знакомых стенах, он прислал сказать, что боится, достанет ли у него для них места, и что, может быть, мисс Мэтти будет так добра, оставит у себя несколько томов. Но мисс Мэтти сказала, что у ней есть Библия и лексикон Джонсона, и что она опасается иметь мало времени для чтения. Однако я оставила несколько книг, из уважения к любезности пастора.

Деньги, заплаченные им и вырученные от продажи мебели, частью были издержаны на покупку чая, а частью отложены на черный день, то есть старость или болезнь. Сумма, правда была небольшая и послужила причиною нескольких уклонений от правды и невинных обманов (которые я считала всегда очень дурными в теории, и желала бы не употреблять на практике), потому что мы знали, в какое мисс Мэтти придет недоумение относительно своей обязанности, если узнает, что для неё отложена небольшая сумма, между тем как долги банка не заплачены. Кроме того, ей никогда не говорили о том, что друзья её платили за наем. Мне хотелось бы сказать ей об этом; но таинственность придавала интерес их доброму делу, и дамы не хотели бы от неё отказаться; сначала Марта должна была уклоняться от многих вопросов относительно её способов и средств жить в таком доме; но мало-помалу благоразумное беспокойство мисс Мэтти перешло в уступчивость существующему устройству дел.