Крэнфорд

Я была ужасно занята, пока Марта лежала. Я ухаживала за мисс Мэтти, приготовляла ей кушанье, поверяла счеты и рассматривала состояние её цибиков и ящиков. Иногда помогала ей в лавке; и наблюдение затем, так она там поступает, забавляло меня, а иногда и несколько тревожило. Если ребенок приходил спрашивать унцию миндальных конфет – а четыре такие конфеты весили несколько больше – она всегда прибавляла одну лишнюю, чтоб «дополнить весы», как она это называла, хотя вес и без того перетягивал. Когда я возражала против этого, она отвечала:

– Малютки так любят конфеты!

Говорить ей, что пятая конфета весила четверть унции и составляла в каждой продаже убыток для её кармана – не было никакой пользы. Я припомнила зеленый чай и хотела поразить мисс Мэтти её собственным оружием. Я сказала ей, как не здоровы миндальные конфеты и как вредны они для маленьких детей. Этот аргумент произвел некоторое действие: с-тех-пор, вместо пятой конфеты она всегда заставляла протягивать их крошечные ручонки и всыпала в них или имбирные или мятные лепешки, как предохранительное средство от опасностей, могущих произойти от проданного вредного товара. Торг, производимый на этих основаниях, не обещал большего вознаграждения; но я рада была узнать, что она получила более двадцати фунтов в прошлый год от продажи чая, и, сверх того, привыкнув, полюбила свое занятие, которое ставило ее в дружеские сношения с многими из окрестных жителей. Если она прибавляла им весу, они, в свою очередь, приносили разные сельские подарочки старой пасторской дочери: сыр, свежие яйца, пучок цветов. «Прилавок бывает иногда совершенно покрыт этими подарками», говорила она мне.

Что касается до Крэнфорда вообще, то все в нем шло как обыкновенно. Вражда Джемисонов и Гоггинсов все еще продолжалась, если можно назвать враждой, когда только одна сторона поддерживает ссору. Мистер и мистрисс Гоггинс были очень счастливы вместе, и, как многие очень счастливые люди, были совершенно расположены жить в мире со всеми, и действительно, мистрисс Гоггинс желала войти снова в милость к мистрисс Джемисон, восстановить с нею прежнюю короткость; но мистрисс Джемисон считала их счастье оскорблением для гленмайрской фамилии, к которой она имела еще честь принадлежать, и упорно отвергала всякий шаг к сближению. Мистер Мёллинер, как верный вассал, принял сторону своей госпожи. Если он встречал мистера или мистрисс Гоггинс, то переходил на другую сторону улицы и казался погружен в созерцание жизни вообще и своего пути в особенности, покуда не проходил мимо них. Мисс Поль забавлялась желанием узнать, что будет делать мистрисс Джемисон, если она, или мистер Мёллинер, или кто-нибудь из домашних, заболеют; как она решится призвать мистера Гоггинса после выражений своего презрения к ним. Мисс Поль почти с нетерпением ожидала нездоровья, или какого-нибудь приключения с мистрисс Джемисон, или с её слугами, чтоб Крэнфорд мог видеть, как она будет действовать в таких затруднительных обстоятельствах.

Марта начала оправляться и я уже назначила срок, не очень отдаленный, моему отъезду, когда, в один день, сидя в лавке с мисс Мэтти (я помню, что погода была теперь холоднее чем в мае, за три недели перед тем, камин был разведен и дверь плотно притворена), мы увидели мужчину медленно-прошедшего мимо окна и потом остановившегося прямо против двери, как бы отыскивая имя, так старательно-скрытое. Он взял лорнет и несколько времени отыскивал его; наконец отыскал. Вдруг меня, как молния, поразила мысль, что это сам Ага! Одежда его была странного, чужеземного покроя, а лицо чрезвычайно смугло, как будто загорело и перегорело от солнца. Цвет лица его составлял странную противоположность с густыми, белыми, как снег, волосами; глаза его были темны и проницательны; он как-то странно щурил их, как-то странно съёживал щеку в бесчисленные морщины, когда пристально присматривался к предметам. Он посмотрел так на мисс Мэтти, когда вошел. Взгляд его сначала остановился на мне, потом обратился с особенным испытующим выражением на мисс Мэтти. Она несколько смутилась, но не более того, как случалось с нею всегда, когда какой-нибудь мужчина входил в лавку. Она подумала, что у него, верно, билет или по крайней мере соверен, с которого ей придется давать сдачи, чего она весьма не жаловала. Но покупатель стоял прямо против неё, не спрашивая ничего, только смотря на нее пристально и барабаня пальцами по столу, точь-в-точь, как делывала это мисс Дженкинс. Мисс Мэгти собиралась спросить его, что ему нужно (как она сказывала мне после), когда он вдруг обернулся ко мне с вопросом:

– Вас зовут Мэри Смит?

– Да, отвечала я.