Крэнфорд

Все мои сомнения касательно его личности рассеялись и я только желала знать, что он скажет или сделает, и как мисс Мэтти перенесет радостное волнение при известии, которое он должен ей сообщить. Очевидно он не знал, как объявить о себе, потому что осмотрелся кругом, как бы отыскивая, что купить ему, чтоб выиграть время; случилось, что глаза его упали на миндальные конфеты и он смело спросил фунт «этих вещей». Я сомневаюсь, чтоб у мисс Мэтти был целый фунт в лавке, и кроме необычайной огромности требования, ее смутила мысль о расстройстве желудка, какое произведут они, употребляемые в таком неограниченном количестве, и подняла голову, чтоб сделать возражение. Что-то нежное в его лице поразило ее в самое сердце. Она сказала:

– Это… о, сэр! не Питер ли вы? и задрожала с головы до ног. В минуту он обежал кругом стола и схватил ее в объятия, с бесслезными рыданиями старости. Я принесла ей стакан вина, потому что она побледнела так, что и я и мистер Питер испугались. Он повторял:

– Я испугал тебя, Мэтти, испугал, моя крошка!

Я предложила, чтоб она сейчас прилегла в гостиной на диван; она пристально взглянула на брата, которого крепко держала за руку, хотя была готова упасть в обморок; но, при его уверениях, что он ее не оставит, она позволила ему повести ее наверх.

Я подумала, что ничего лучше не могу сделать, как побежать приготовить чаю и потом заняться лавкой, оставив брага и сестру размениваться друг с другом бесчисленными рассказами. Я поспешила также рассказать новость Марте, которая приняла ее с потоком слез, почти заразившим меня. Опомнившись, она спросила меня, точно ли я уверена, что это брат мисс Мэтти? Ведь я говорю, что у него седые волосы, а она всегда слышала, что он был красивый молодой человек. Это приводило и мисс Мэтти в недоумение за чаем, когда она сидела в большом покойном кресле против мистера Дженкинса, чтоб досыта на него наглядеться. Она с трудом могла пить, все смотря на него; а что касается до еды, то о ней не было и речи.

– Я полагаю, что жаркие климаты очень скоро стареют людей, сказала она, как бы сама-себе. – Когда ты уехал из Крэнфорда, у тебя не было ни одного седого волоса на голове.

– А сколько этому лет? спросил мистер Питер, улыбаясь.

– Ах, да! правда! Я знаю, что мы с тобой состарились, но я все-таки не думала, чтоб мы были так уж стары! Белые волосы очень к тебе идут, Питер, продолжала она, несколько испугавшись, не оскорбила ли его замечанием, как его наружность поразила ее.

– Кажется, что и я тоже забываю время, Мэтти. Что, ты думаешь, я привез тебе из Индии? В моем чемодане, в Портсмуте, есть для тебя платье из индийской кисеи и жемчужное ожерелье.

Он улыбнулся, забавляясь несообразностью подарка с наружностью сестры; но это сначала не так ее поразило, как изящество привезенных ей вещей. Я видела, что с минуту её воображение самодовольно покоилось на мысли видеть себя в таком наряде; инстинктивно поднесла она руку к шее, к этой нежной шее, которая (как мисс Поль мне говорила) составляла в юности одну из её лучших прелестей; но рука встретилась с складками мягкой кисеи, закрывавшими ее всегда до самого подбородка, и это ощущение возвратило ее к чувству несовместности жемчужного ожерелья с её возрастом.

– Я боюсь, что я уж слишком стара, сказала она: – но как ты добр, что подумал об этом. Как бы мне это понравилось прежде… когда я была молода!

– Я так и думал, моя милая Мэтти. Я вспомнил твой вкус; он был так похож на матушкин.

При этом имени брат и сестра еще нежнее пожали друг другу руки, и хотя они хранили совершенное молчание, я подумала, что, может быть, они найдут что сказать, когда мое присутствие не будет стеснять их, и собиралась пойти приготовить мою комнату для мистера Питера, намереваясь сама разделить постель с мисс Мэтти. При моем движении он вскочил.

– Я должен пойти занять комнату в гостинице Сен-Джорджа. Мой дорожный мешок уже там.

– Нет! сказала мисс Матти, в сильном беспокойстве: – не уходи, пожалуйста, милый Питер… пожалуйста, Мери, не уходи!

Она была так взволнована, что мы оба обещали исполнить все, чего она желает. Питер опять сел и протянул ей руку, которую, для большей верности, она схватила обеими руками, а я вышла из комнаты, чтоб сделать распоряжения по хозяйству.