Крепкие узы. Как жили, любили и работали крепостные крестьяне в России

«Здравствуй, разлюбезный мой тятенька! Пишет тебе, князю всея Руси, верная дочь твоя Анечка, Анна Ярославна Рюрикович, а ныне французская королева. И куды ж ты меня, грешную, заслал? В дырищу вонючую, во Францию, в Париж-городок, будь он неладен!

Ты говорил: французы – умный народ, а они даже печки не знают. Как начнется зима, так давай камин топить. От него копоть на весь дворец, дым на весь зал, а тепла нет ни капельки. Только русскими бобрами да соболями здесь и спасаюсь. Вызвала однажды ихних каменщиков, стала объяснять, что такое печка. Чертила, чертила им чертежи – неймут науку, и все тут. “Мадам, – говорят, – это невозможно”. Я отвечаю: “Не поленитесь, поезжайте на Русь, у нас в каждой деревянной избе печка есть, не то что в каменных палатах”. А они мне: “Мадам, мы не верим. Чтобы в доме была каморка с огнем и пожара не было? О, нон-нон!” Я им поклялась. Они говорят: “Вы, рюссы, – варвары, скифы, азиаты, это у вас колдовство такое. Смотрите, мадам, никому, кроме нас, не говорите, а то нас с вами на костре сожгут!” А едят они, тятенька, знаешь что? Ты не поверишь – лягушек! У нас даже простой народ такое в рот взять постыдится, а у них герцоги с герцогинями едят, да при этом нахваливают. А еще едят котлеты. Возьмут кусок мяса, отлупят его молотком, зажарят и съедят.

У них ложки византийские еще в новость, а вилок венецейских они и не видывали. Я своему супругу королю Генриху однажды взяла да приготовила курник[51]. Он прямо руки облизал. “Анкор! – кричит. – Еще!” Я ему приготовила еще. Он снова как закричит: “Анкор!” Я ему: “Желудок заболит!” Он: “Кес-ке-сэ? – Что это такое?” Я ему растолковала по Клавдию Галену. Он говорит: “Ты чернокнижница! Смотри, никому не скажи, а то папа римский нас на костре сжечь велит”.

В другой раз я Генриху говорю: “Давай научу твоих шутов «Александрию» ставить”. Он: “А что это такое?” Я говорю: “История войн Александра Македонского”. – “А кто он такой?” Ну, я ему объяснила по Антисфену Младшему. Он мне: “О, нон-нон! Это невероятно! Один человек столько стран завоевать не может!” Тогда я ему книжку показала. Он поморщился брезгливо и говорит: “Я не священник, чтобы столько читать! У нас в Европе ни один король читать не умеет. Смотри, кому не покажи, а то мои герцоги с графами быстро тебя кинжалами заколют!” Вот такая жизнь тут, тятенька.

А еще приезжали к нам сарацины. Никто, кроме меня, сарацинской молвою не говорит, пришлось королеве переводчицей стать, ажно герцоги с графами зубами скрипели. Да этого-то я не боюсь, мои варяги всегда со мной. Иное страшно. Эти сарацины изобрели алькугль (араб. – спирт), он покрепче даже нашей браги и медовухи, не то что польской водки. Вот за этим тебе, тятенька, и пишу, чтобы этого алькугля на Русь даже и одного бочонка не пришло. Ни Боженьки! А то погибель будет русскому человеку.

За сим кланяюсь тебе прощавательно, будучи верная дочь твоя Анна Ярославна Рюрикович, а по мужу Anna Regina Fran- corum».