Крепкие узы. Как жили, любили и работали крепостные крестьяне в России

Но Данила смог уехать от Бибикова и перебрался в Москву. Его приняли в театр капельмейстером, одновременно он работал «сочинителем музыки» в университете и еще издавал собственный журнал «Отечественная муза». Данила Никитич оказался среди тех, кто не успел покинуть Москву перед нашествием французов, о чем потом очень жалел: оказавшись в городе, те начали беспардонно грабить прохожих. С Кашина сняли верхнюю одежду и дорогие его сердцу часы – подарок учителя. Но бодрости духа бывший крепостной не терял даже в такой момент. И когда французы, узнав о его музыкальных талантах, потребовали, чтобы Кашин исполнял для них музыку, наотрез отказался. «Не продаюсь», – сказал он. Умер он только в 1841 году, а число его произведений превышает две сотни.

А Льву Гурилеву, чтобы получить вольную, пришлось ждать смерти своего хозяина – Владимир Орлов прожил долгую жизнь, с 1743 по 1831 год. Когда по завещанию графа композитор стал свободным человеком, ему перевалило за 60. Он был пожилым и не совсем здоровым и только тринадцать лет мог пользоваться обретенной волей. Для концертов и славы было уже поздно, поэтому в истории он остался исключительно как талант имения Отрадное. А его сыну повезло больше: Александр Гурилев родился в 1803-м, и независимое положение он получил в двадцать восемь лет.

Но начинал Александр в том же Отрадном, в доме графа Орлова. Разумеется, нотной азбуке и музыкальным азам он учился у своего отца, а впоследствии брал уроки у ирландского композитора Джона Фильда и Иосифа Геништы. Мальчик тоже оказался талантливым – легко освоил альт и скрипку, а когда получил волю, сконцентрировался на сочинительстве. Он полюбил жанр романса и написал их более шести десятков! Гурилев-младший писал музыку к стихам Пушкина и Лермонтова, Кольцова и Вяземского, Щербины, Фета и Дельвига. И хотя публика была к нему благосклонна, Гурилев зарабатывал крайне мало. Он даже давал уроки музыки, но средств от этого едва хватало на жизнь. В возрасте за пятьдесят его разбил паралич, подводила память, и в 1858 году Александра Гурилева не стало.

Большие таланты среди крепостных, конечно, были. Но фамилий до наших дней дошло очень мало. Многие выступали под выдуманными именами, о других не осталось даже записей. После революции и войн сгорело слишком много архивов. Так что знаем мы в основном о тех, кто в конце концов оказался на воле и сумел продолжить карьеру – вроде Аграфены Кравченко или Нимфадоры Семеновой. Также и композитор Степан Дегтярев[59] обрел свободу после смерти своего барина, графа Шереметева.

«Истинное счастье, что большинство лакеев или вовсе безграмотны, или не любят писать, – высказался в 1856 году историк Константин Кавелин, – они разрушили бы нравственную красоту и на ее месте оставили бы гнилой труп».

Кавелин был прав: если бы крестьяне на самом деле оставили множество мемуаров и воспоминаний, эти свидетельства потрясли бы общество. Красивая картинка сразу бы поблекла. И «хруст французской булки» уже не казался бы таким заманчивым и приятным.

Глава 13 Крестьянская невинность

Дворовая девка помещика Любимцева в 1827 году родила от него дочь. Агриппина воспитывалась точно так же, как любая крестьянская девчонка, и никакой выгоды от своего происхождения не получила. Дело в том, что у Любимцева… было немало таких детей, прижитых от крепостных. И только он мог решать, давать ли им волю или оставить среди своей челяди.

Невинность молодых крестьянок – предмет бурных споров историков. Этнограф Ольга Семенова Тян-Шанская не раз подчеркивала, что никакой особой заботы о нравственности юных дев не существовало и разврат царил невероятный.

«Легкость нравов способствует отлучке мужей… Он себе там заводит «мамзелей», а жена может завести любовника и дома. Если она бездетная, то в отсутствие мужа нередко нанимается в кухарки… в помещичью усадьбу. А если у нее ребенок, то она… гостит у своей «мамушки», которая, уж конечно… «прикроет» свою дочку». («Жизнь Ивана», О. Семенова Тян-Шанская.)