Крепкие узы. Как жили, любили и работали крепостные крестьяне в России

«Замечательной личностью» называл няню, Алену Фроловну, писатель Федор Достоевский. Правда, та служила в доме по найму, поскольку была причислена к сословию мещан и получала 5 рублей жалованья. Такой же мещанкой была и Пелагея Сергеевна, няня богослова Сергея Дурылина[67]. Она отличалась редкой добротой к своим «выходкам», так она называла барских детей, а те отвечали ей беззаветной любовью.

«Не могу себе представить, – писал Дурылин, – лучшего хранителя детства, чем была наша няня, и не верю, чтоб теперь кому-нибудь выпадало такое счастье: жить под теплым попечением такого хранителя».

Обожал свою няню граф Федор Петрович Толстой. Матрена Ефремовна безоговорочно разделяла все вкусы и взгляды своего знатного воспитанника. Как известно, граф выбрал для себя занятия живописью, чем настроил против себя всю семью. Представителю знатного рода в XIX веке следовало бы озаботиться военной карьерой. Или подумать о продвижении по «светскому направлению». Но Федор Толстой пошел в Академию художеств, снял квартиру в Петербурге, где Матрена Ефремовна была одновременно и экономкой, и кухаркой, и горничной. Няня оставалась главной в доме графа и после его женитьбы, у нее же были ключи от всех кладовых и полная власть над прислугой.

Нанятых нянь называли по имени-отчеству, крепостных могли кликать просто «Зиновьевна» или «Михайловна». У Татьяны из «Евгения Онегина» ее любимая нянюшка – Филиппьевна. А в комедии Дениса Фонвизина «Недоросль» – Еремеевна. И ей положены «пять рублей в год и пять пощечин в день». Учитывая, что дворовым девкам доставались розги, – это еще не самый худший вариант.

Но самый мрачный рассказ о няне дает Антон Павлович Чехов. В его рассказе «Спать хочется» – девчонка Варька, замученная работой. Днем у нее дела, вечером и ночью ей нужно приглядывать за младенцем. Крикливый малыш не дает спать уставшему подростку, и Варька решает задушить своего подопечного:

«Ей приятно и щекотно от мысли, что она сейчас избавится от ребенка, сковывающего ее по рукам и ногам… Убить ребенка, а потом спать, спать, спать…»

На этом Чехов ставит точку, и мы не знаем – как отреагировали родители, что было дальше с Варькой. Возможно, убили ее тут же, обнаружив преступление. И вряд ли кого интересовало исчезновение тринадцатилетней служанки. Написать рассказ Чехова подтолкнула газетная статья, где такая же малолетняя нянька накормила спичками ребенка, за которым ее приставили следить.

Няни обыкновенно жили рядом с детской или же в одной комнате с детьми. Их быт был неразрывно связан с потребностями ребенка, и поэтому все горести и радости своих подопечных они узнавали первыми. В отличие от иностранных бонн или гувернанток они редко проявляли заносчивость и чрезмерную строгость. Ведь их задачей было окружить ребенка уютом и теплом, унять страхи, заинтересовать рассказом. Они сидели у постели больных барчуков и юных наследниц, укутывали одеялами, когда те мерзли, приносили прохладное питье в жару и следили, чтобы ни одно облачко не омрачало их жизнь.

Поэтому светлых воспоминаний о нянях в XIX веке оставлено намного больше, чем печальных. Мария Беэр, урожденная Елагина, уверенно писала: «Это были истинно верные, прекрасные люди… Я любила няню больше всех… Помню, что раз я ей про это сказала, а она меня остановила: “Нет, Машенька, надо маму любить больше меня”. И мне показалось, что я совершаю грех, любя няню больше всех».

От детей XIX века требовали, чтобы к родителям они относились с огромным уважением. И если в воспитании обнаруживались пробелы, их могли восполнить самым неожиданным образом. Помещица Елизавета Янькова в своих воспоминаниях указывала, как к ней обратилась за помощью соседка. Той требовались двое крепких парней-крепостных, которые бы высекли ее нерадивого сына. Фока и Федор были предоставлены даме немедленно и отлично выполнили «заказ», за что получили каждый по рублю. Десятилетие спустя тот самый молодой человек, которого решили выучить с помощью порки, приехал к Яньковой со словами благодарности. Он запомнил урок, не играл в карты и вел исключительно трезвый образ жизни. Фамилию помещичьего сына Янькова называть отказывалась, хотя ее внук не один раз спрашивал об этом.

Глава 15 Крепостные поэты

Торговля вареными грушами у Александро-Невской лавры шла бойко. Еще в девять лет Федор Никифоров научился продавать разный товар с лотков, с того времени как его, осиротевшего, отдали в московскую лавку. Теперь ему исполнился двадцать один год, он женился и радостно подсчитывал прибыль: ему хватало, чтобы открыть (пусть и при поддержке тестя) небольшое, но собственное дело.