Я был бы просто ещё одним заключённым неудачником в море оранжевого и синего. Но мне был нужен лишь мимолётный взгляд, какое-то доказательство того, что она существовала. Я просто хотел посмотреть, похожа ли настоящая Джейси на ту женщину, которую я нарисовал в своей голове. После нескольких месяцев историй о ней я понял, что на самом деле больше не смотрю на неё глазами Танка. Я видел её своими собственными глазами. Я влюбился в женщину, образ которой я собрал только по кусочкам из рассказов, которые я слышал, и одной маленькой фотографии. Это было глупо, конечно, и, без сомнения, просто результат моей грёбаной скуки в гнетущем, холодном месте, где было трудно не погрузиться в чёрную дыру депрессии.
— Кейн, тебе звонят. — Офицер Рикли стоял у стойки, сдерживая улыбку, когда смотрел на Танка, надутого и причесанного, как подросток, собиравшийся на первое свидание.
— Телефонный звонок?
— Это твоя мама.
Если она разговаривала по телефону, это означало, что она не была в дороге. Что означало, что она не едет на день посещений. Я поднялся с кровати и последовал за Рикли по коридору к телефону. Он ждал со своей самоуверенной позой, скрестив руки на груди, пока я снимал трубку.
— Мама?
— Леджер, боюсь, я не смогу прийти сегодня. Твоему отцу стало хуже. — В трубке послышалось рыдание. — Я не думаю, что это продлится долго. Он ужасно страдал последние несколько недель.
Каждое слово было как удар коленом в живот. Я не только не увижу больше своего отца и не поговорю с ним, но даже не смогу быть рядом в его последние дни, потому что я облажался и угодил в тюрьму. Мой отец отправится в могилу, и его последние воспоминания обо мне будут как об осуждённом за решёткой.
— Хорошо, мам. Береги себя и спасибо, что позвонила.
— Мне жаль, что я не увижу тебя, Эджи. Правда. Я очень ждала этого. — Она уже много лет не называла меня Эджи. Внезапно я почувствовал себя виноватым из-за того, что хотел, чтобы она была здесь только на день посетителя, чтобы увидеть Джейси.
— Эй, мам… — Я заколебался, даже не уверенный, что сказать дальше. Я был таким огромным разочарованием, что просто мало что мог сказать, чтобы загладить свою вину. — Мне жаль, что меня нет там с тобой и Сарой. Скажи папе, что я люблю его и что мне жаль. Скажи ему, что я обещаю измениться. Я покончил со всеми этими ошибками. Скажи ему это, хорошо?
— Я так и сделаю. — Я слышал, как она подавила ещё один всхлип, когда повесила трубку.
Рикли ухмылялся. Парня подпитывало то, что у его заключённых был плохой день.
— Сегодня никаких посетителей? — практически пропел он этот вопрос.
Я проигнорировала его, когда он повёл меня обратно в камеру. Танк с нетерпением ждал, когда его отведут в кафетерий.
Он увидел выражение моего лица.
— Твоя мама не придёт?
Я покачала головой и проскользнул мимо него.
— Очень жаль. Хотел, чтобы ты взглянули на мою прекрасную жену.
Я проигнорировал его точно так же, как Рикли. У этих двух мужчин было много общего, за исключением того, что один был в униформе, а другой — в сине-оранжевой робе.
Танк вышел с очень прямой осанкой и петушиной походкой, которая у него была доведена до совершенства. Я откинулся на спинку своей койки. В камере было особо нечем заняться, кроме как думать, а мне было о чём подумать. Я размышлял в основном о разговоре с мамой, и о разных моментах, что я провёл с отцом. И их было предостаточно. В промежутках между моими неудачами нам удавалось хорошо проводить время вместе. Мы часто вместе бывали на склонах. Он предпочитал кататься на лыжах, а я на сноуборде, но это было то, чем мы могли заниматься вместе. Когда я был на горе, пробираясь сквозь снежную стену, высоко над уровнем моря, где только голубое хрустальное небо и ледяной разреженный воздух омрачали мои суждения, не было места для глупых решений. Мы с папой развлекались на снегу, а потом тащились в сторожку на ужин со стейком. Это были одни из лучших воспоминаний, которые у меня остались о моём отце. Я мог только надеяться, что те же самые воспоминания последуют за моим отцом в могилу. Я надеялся, что он возьмёт их с собой в путешествие на другую сторону вместо тех, где я облажался.