– Ну, если быть точной, оно не совсем моё. Маркиз Антуан говорил о половине.
Патрик кивнул с пониманием, но продолжал гнуть свою линию:
– Но если другую половину он оставлял сыну, то почему не сказал ему об этом заранее?
– Может быть, не верил в то, что Флоримон разделит его по‑честному?
– И, видимо, его опасения были не напрасными.
– Сейчас об этом можно только гадать, но у нас в России в таких случаях говорят: что с возу упало, то пропало.
Патрик чуть заметно улыбнулся:
– Наверно, каждый народ говорит об этом, разве что, другими словами. Но я предлагаю идти от противного. – Патрик усадил Соню на небольшую оттоманку у стены, потому что до сих пор они разговаривали стоя. – Итак, вы предложили мне пятую часть от денег, которые мне удастся выручить за все ваши слитки.
– Вы считаете, этого мало? – всполошилась Соня. – Наверное, я слишком неопытна в таких сделках или… или просто пожадничала. Пусть будет четвертая часть… или даже третья.
– Да‑а, вы совсем не умеете торговаться, – усмехнулся Патрик. – Если бы мы с вами продавали, например, яблоки из своего сада, чтобы прожить на вырученные средства, то, наверное, умерли бы с голоду… Полно, не хмурьтесь, я же пошутил!
– Пошутили, – жалобно произнесла Соня. – Я и сама понимаю, что без знающего и верного человека рядом со мной я могла бы совсем пропасть…
– А я удивился, когда узнал, что вы осмелились одна приехать в чужую страну, причём почти без средств к существованию, и до сих пор ухитряетесь не впасть в нищету и не умереть с голоду… Значит, всё не так уж плохо, как кажется. Ваш ангел‑хранитель, похоже, настойчив, не дает вам предаваться унынию, а толкает к действию.
– Скорее, это оттого, что во мне течёт кровь князей Астаховых, а они все были люди талантливые. Немного авантюристы и умеющие то, что другим не дано… Нет, во мне совсем мало этой крови, иначе я давно бы уже что‑нибудь придумала.
– Но до сих пор вам удавалось продержаться.
– Я была не одна, с Агриппиной, – напомнила Соня.
– Что‑то в Версале я её рядом с вами не видел…
– Но сейчас речь не о том. Я могу отказаться и от этих ваших все возрастающих частей, которые вы мне сейчас так необдуманно предлагали, если вы согласитесь, чтобы я попробовал, кроме всего прочего, отыскать то золото, которое вывез и спрятал Флоримон де Баррас, и взять за это, скажем, четверть его стоимости. Вы не думаете, что я прошу слишком много?
– Много? – изумилась Соня. – От того, что я считаю потерянным и на что вообще более не претендую? Думаю, если вы его найдёте, вполне можете забрать себе все!
– Нет, мадемуазель Софи, я хоть и последний сын в роду и не могу наследовать отцу, но это вовсе не значит, что я стану зарабатывать себе состояние таким недостойным способом. Или вы согласитесь на моё предложение, или я вообще не смогу взять для себя ни одного су!
– Согласна! Я согласна на всё!
Соня посмотрела в глаза Патрику. О нет, она вовсе не увидела в них простодушия или бесшабашности. Это были глаза человека, о котором в России сказали бы: себе на уме. Кто он на самом деле? Авантюрист? Разведчик на службе у королевы? Или у своего короля? Но он, безусловно, придерживается собственного кодекса чести, из‑за чего ему хотелось верить. И доверять.
Ей был очень нужен такой человек. В этой чужой стране. И если судьба так милостива к ней, что позволяет иметь подле себя преданного и знающего мужчину, Соня должна денно и нощно благодарить её за столь щедрый подарок.
Странно, что с каждым днем в ее памяти образ Тредиаковского‑Потемкина становился все более расплывчатым, словно он был ей не венчанным супругом, а всего лишь мужчиной, с которым она была недолго знакома. Точнее, недолго ему принадлежала.
Интересно, надо ли признаться Патрику в том, что она теперь замужем?
Так, продолжим эту мысль: признаться Патрику в том, что она замужем, чтобы… что?.. Пороху не хватает честно самой себе признаться? Что она уже представила его рядом с собой в постели…
Соне неприятно было чувствовать, что она будто разрывается надвое при мысли о Григории в связи с думами о Патрике. Неприятно думать о собственном муже? Хорошо, внутренний голос напомнил ей: «О том самом, что бросил тебя одну не просто в незнакомом месте, а в лесу, в убогой сторожке…»
К счастью, такой умный, наблюдательный Патрик, который умел выжимать нужные ему сведения, кажется, даже из камня, не мог читать мысли. Потому она запретила себе пока думать о своем супруге, а сказала упрямо:
– В продолжение нашего торга мы должны оговорить сумму, которую я стану платить вам как дворецкому. А также, если вы не найдёте то злополучное золото, я оставляю за собой право вознаградить ваши усилия по превращению оставшегося золота в имеющие хождение золотые монеты… Не упирайтесь, Патрик, это будет вполне справедливо. Подумайте, вы ничем меня не обездолите. Там, в России, когда мы были так бедны…
Она увидела потрясение в его взгляде и настойчиво повторила: