Крепостная маркиза

Соня мысленно ахнула. Только теперь, кажется, в полной мере она осознала то, что наделала. Связать свою жизнь с человеком, которого не только не любила, но с некоторых пор даже не уважала! Почему она вдруг потянулась к нему – от одиночества? Не оттолкнула потому, что в тот момент они были товарищами по несчастью?

Как бы то ни было, дело сделано, и теперь никто не станет интересоваться, что её на этот брак толкнуло… Кроме Патрика!

Григорий был уверен, что все девушки хотят замуж, так что не стал её спрашивать, хочет она венчания или не хочет. Даже, помнится, обозвал дурой, когда она сделала вид, что не поняла его весьма своеобразно сделанного предложения. Или он думал, что отблеск славы его всемогущего родственника поднял в глазах Сони и его…

Никто не станет интересоваться? Но вот же, Патрик интересуется. А ей и сказать нечего.

Она не смогла скрыть от него свое смятение:

– Неужели теперь ничего нельзя сделать?!

Патрик внимательно посмотрел на нее и усмехнулся:

– Отчего же нельзя? Можно. Достаточно мне вызвать вашего супруга на дуэль и убить.

– Но вы же не станете этого делать? – в растерянности вскричала она.

Поистине, себялюбие не доведет Софью до добра. Увлечённая собственными переживаниями, она сочла обычным делом то, что его так волнует вопрос Сониного замужества. Какая ему разница, если он всего лишь бескорыстно остался подле неё, всего лишь из чувства благодарности? И почему он должен вызывать Потемкина на дуэль?

– Не стану, если он не появится в Дежансоне и не будет чем‑нибудь вам угрожать.

Разговор приобретал нежелательное направление, но в последнее время Соня научилась мастерски выкручиваться из таких ситуаций.

– Патрик, думаю, это дело далекого будущего. Моя покойная матушка говорила: если бы да кабы, во рту выросли бобы, то был бы тогда не рот, а целый огород. – На французском языке поговорка получилась у Сони не очень складной, но Патрик улыбнулся. Вот и славно, а то слишком уж серьезным он стал, обсуждая её жизнь. Кстати, для дворецкого он слишком любопытен! – А сейчас у нас с вами есть дела поважнее. Например, наше золото. Почему вы уверены, что найдёте вывезенное Флоримоном? А если он успел его кому‑нибудь продать?

– Меня убеждает логика событий, которой ваше сиятельство не придает особого значения. Ведь Агриппина рассказывала, что крытая повозка, в которой он возил слитки, появилась не более чем за неделю до того, как они с Эмилем решили выяснить, что чужаку‑контрабандисту, как они думали, нужно на землях маркиза де Баррас.

– То есть вы хотите сказать…

Прав Патрик, она не слишком внимательна к тому, что должно было бы заинтересовать её в первую очередь.

– Правильно, он, во‑первых, не увозил его слишком далеко, а во‑вторых, не имел времени на его продажу. Я попробовал узнать, не слышно ли чего о других подозрительных личностях, которые появлялись бы в это время в окрестностях Дежансона. Нет, кроме молодого маркиза, никого не было. Кстати, его тоже кое‑кто узнал, хотя Флоримон усиленно кутался в шарф и надвигал черную шляпу на самые глаза.

У здешних жителей глаз намётанный. Мало того, они видели, в каком месте из леса выезжала черная повозка и как она потом обратно возвращалась. По той же дороге. Остальное, думаю, представляется не таким уж трудным. Конечно, за повозкой особо не следили.

Ну, ездит и ездит. Люди занимались своими делами и отмечали её появление просто мимоходом. Но и этих сведений мне хватит, чтобы поискать тайник Флоримона.

– Скажите, Патрик, – попросила Соня, – а вы не могли бы между делом научить и меня если не так, как вы, то хотя бы похоже замечать мелочи и делать из них логические выводы? Как вы думаете, можно этому научиться? Или с такими способностями рождаются?

– Я думаю, этому нужно научиться, – почти строго сказал тот, на её глазах превратившись в человека, которому ей сразу захотелось подчиняться. – Вряд ли вы захотите, чтобы в наши с вами дела, которые теперь становятся общими, я должен был бы посвящать ещё кого‑нибудь.

– Вы правы, не захочу.

– А мне обязательно понадобится помощник.

Что поделаешь, если нам с вами родители не оставили большого наследства, то ли по причине своей неожиданной гибели, то ли из‑за законов, которые лишают младших сыновей всяческих надежд на отцовские деньги. Значит, нам придётся позаботиться о себе самим. Если вы, конечно, не считаете, что девушке из знатной семьи в любом случае надобно лишь сидеть сложа руки и ждать, когда какой‑нибудь богач предложит ей руку и сердце. А если муж не оправдал надежды и не обеспечил всем необходимым, жить в крайней нужде или… идти в монастырь, где проводить оставшуюся жизнь в молитвах и слезах…

Что, в монастырь? Кажется, Соня уже слышала эти слова. В монастырь! Нет, она не из тех, кто сидит в молитвах и слезах. Тем более сидит, можно сказать, на слитках с золотом.

Она так и сказала Патрику.