Крепостная

Убежав ночью из дворца, Груша очень долго плутала по темным, незнакомым улицам Москвы. Кругом было тихо и безлюдно. Лишь пару раз она встречала на пустынных улицах людей. И то это были какие-то нищие, которые при виде девушки даже не поднимали головы, а как-то зябко сжавшись и прислонившись к каменным зданиям, как будто пытались дремать. Ночь была на редкость теплая, оттого платок, который девушка захватила с собой, вполне давал ей необходимое тепло.

Уже под утро, устав, Груша забрела в какой-то парк и, без сил упав на скамью, заснула. Разбудил ее дворник, который начал мести дорожку. Встав со скамьи и зябко кутаясь в шаль, Груша решила попробовать найти работу. Она заходила в некоторые богатые дома и интересовалась — обычно у дворников, — не ищут ли хозяева гувернанток или домашнюю прислугу. И если получала положительный ответ, просилась поговорить с самими хозяевами. Однако везде спрашивали, что она умеет делать, и удивлялись, когда Груша отвечала, что может работать гувернанткой или прислугой, видя перед собой изыскано и богато одетую девушку. А когда узнавали, что у Груши еще и нет документов, отказывали ей, заявляя:

— Нехорошо, барышня, из дому родительского убегать. Шли бы вы домой.

Груша осознала, что везде ее принимают за молоденькую дворянку, которая сбежала из родительского дома.

Так она промоталась по шумной Москве до вечера. Пару раз к ней приставали странного вида мужчины и почему-то приглашали к себе домой. Груша гневно отвечала им отказом и быстро уходила. К вечеру первого дня она снова пришла в парк, где собиралась провести ночь, но тут ее остановил жандарм. Выяснив, что у девушки нет никаких документов, и поняв, что она ни в какую не хочет отвечать на надлежащие вопросы, он препроводил ее в полицейский участок, до выяснения личности. Груша не называла своего имени и ее оставили в участке на неопределенный срок. Девушка считала, что лучше находиться здесь, чем во дворце с ненавистным и жестоким князем. Она поняла, что сглупила, необдуманно сбежав из дворца Урусова и сначала надо было найти кров и работу.

Груша устало прислонилась к грязной, холодной стене камеры и посмотрела на оборванную женщину, сидящую напротив. Нищенка пыталась успокоить голодного ребенка, то и дело, толкая ему в рот пустую грудь. Но ребенок все равно кричал, не чувствуя вкуса молока.

— Заткни выродка! — заклокотал охранник, который сидел напротив камеры и был хорошо виден через толстые прутья решетки. Он что-то писал. Груша встала и в который раз начала успокаивать его:

— Вы дали бы ей поесть что-нибудь, — обратилась она ласково к охраннику. — У нее молока нет, вот и ребенок от этого кричит.

— Помолчи! Где я ей возьму пропитание? У меня только на заключенных выдают. Один раз ведь кормят вас, хватит.

— Неужели нельзя хоть кусок хлеба найти? — не отступала Груша.

Усатый, пузатый охранник взглянул на хрупкую девушку, которая стояла около решетки и смотрела на него мирными, прелестными, просящими глазами. Подол ее дорогого платья был в грязи и немого измят, волосы растрепались и с боков свисали густыми короткими прядями, красиво обрамляя юное очаровательное лицо.

— А ты, потаскушка, не вмешивайся, — выплюнул он. — Думаешь, я не знаю, чем ты в парке занималась в таком платье и этаким смазливым личиком? Ты за себя лучше беспокойся.

Груша отвернулась и села ближе к женщине с ребенком.

— Давайте я немого подержу его, наверное, у вас руки уже болят, — предложила она нищенке.

— Спасибо, барышня, — ответила женщина и с облегчением передала Груше младенца. В углу закашляла старуха и, перевернувшись на другой бок, снова захрапела.

Груша качала ребенка и думала о том, что теперь, наверное, навсегда останется в этой жуткой, грязной тюрьме. Ребенок, устав кричать, забылся тяжелым сном, девушка жалостливо посмотрела на крохотное существо и осторожно положила его на лавку поверх шали, аккуратно укрыв ее концом. Груша была здесь уже вторые сутки и чувствовала себя совершенно разбитой. Уже в который раз она пожалела, что так необдуманно сбежала из дворца. Но все равно возвращаться в особняк Урусова не хотела. Оттого даже по прошествии двух мучительных суток в полицейском участке так и не назвала своего настоящего имени. В который раз девушка осознала, что сначала надо было найти работу и кров, а не шататься, как попрошайка, по улицам.

— Эй, как там тебя?! — раздался голос охранника. Груша обернулась и увидела, как он подошел к решетке, что-то протягивая ей. — Здесь пирожки и вода, теща вчера настряпала, дай ей.

Груша, быстро вскочив на ноги, взяла у него холщовый мешочек и кружку с водой.

— Спасибо, вы такой добрый, — прошептала девушка и посмотрела на него с благодарностью. Охранник, смутившись под ее прелестным взглядом, откашлялся и прокряхтел:

— Только ради ребенка дал. Путь помолчит хоть часок, а то мне еще рапорт дописать надо.

Он отвернулся и снова уселся за стол.

Груша, отдав еду женщине, вернулась на свою деревянную лавку. Прикрыв глаза, она решила немного подремать, как вдруг просторная облезлая комната наполнилась голосами.