Крепостная

— Пойди и налей мне чая, — надменно распорядился Константин.

Груша послушно встала и, приблизившись к столику, на котором стоял поднос, наполнила фарфоровую чашку и подала ее к Константину. Князь протянул руку, как будто намереваясь взять у нее блюдце, но в последний момент быстро отдернул ладонь. Груша, невольно выпустив чашку из рук, в ужасе охнула, увидев, как чашка полетела на пол и разбилась. Весь чай пролился на ее светлое платье, оставив на нем отвратительные коричневые следы.

— До чего ты неловкая! — воскликнул притворно огорченно Константин, довольный своей гадкой выходкой.

— Простите, — замялась Груша.

— Чего стоишь, убирай осколки! — прикрикнул на нее Константин.

Девушка мгновенно опустилась на корточки и принялась собирать куски фарфора. Урусов, устремив алчный взгляд на декольте девушки, дерзко разглядывал белые полушария грудей, которые стало видно очень хорошо, после того как она опустилась на пол. Он зло ухмыльнулся.

Когда Груша сложила осколки на поднос, он холодно приказал:

— Отнеси все на кухню, переоденься и подай новый чай. Иди!

Когда Груша пришла на кухню с подносом, Агафья непонимающе уставилась на испачканное платье Груши и спросила:

— Что случилось?

— Ох, и не спрашивай, нянюшка. Я чай наливала и нечаянно разлила, — сказала озабоченно Груша. — Мне надо снова чай заварить.

— А тот что, испортился уже? — удивилась Агафья.

— Константин Николаевич приказал.

— Ха-ха вот картина-то! — ехидно сказала Проша, которая тоже была на кухне. — Аграфена Сергеевна даже чай налить не умеет, вон аж все платье вымазала.

— Помолчи, — одернула ее Агафья.

— Все, — сказала Груша, снова ставя на поднос все необходимое. Взяла его и уже было направилась к двери, как вспомнила, что не переоделась.

Вновь вернувшись в гостиную уже в прелестном золотистом платье, она осторожно внесла поднос и поставила его на столик рядом с князем. Урусов курил сигару и как-то недобро поглядывал на нее. Груша снова налила чай и, удостоверившись, что князь взял чашку, отпустила руку.

— Возьми книжку, ту, что на средней полке в шкафу, в зеленом переплете, — велел он. — Сядь рядом и начинай читать от заложенного места…

Изящные пальчики Груши в который раз пробежались по клавишам рояля за этот невозможно долгий напряженный вечер. Уже было довольно поздно, часы недавно пробили десять, но Урусов никак не отпускал ее из гостиной, заставляя бесконечно играть на рояле и петь. Сам он уже второй час сидел на своем излюбленном месте в кресле в десяти шагах от девушки и курил сигару за сигарой. В музыкальной гостиной уже было не продохнуть от дыма, и Груша радовалась тому, что по левую сторону от рояля распахнутое окно в сад впускало свежий прохладный вечерний воздух, хоть немного избавляя помещение от густого запаха. Весь день было душно, а к вечеру поднялся сильный ветер, предвещая летнюю грозу и ливень. Уже первые большие капли упали на землю, и Груша ощутила свежеть, которая полилась из открытого окна.

Минуло почти десять дней, с тех пор как положение Груши в доме Урусовых изменилось. Теперь она вставала чуть пораньше, около шести утра. Быстро приводила себя в порядок и, надев простую светлую кофточку и темную юбку, отправлялась на кухню. Там она завтракала и помогала Матрене готовить утреннюю трапезу. Затем около девяти вставал Урусов и непременно требовал, чтобы Груша подавала ему завтрак. Она шла в его спальню, и час или два он изводил ее приказами. Девушка наливала воду в кувшин, помогала ему умываться, подавала полотенца, готовила чай или кофе, резала булочки, мешала сахар. Когда князь принимался за трапезу, она убирала его постель, поднимала вещи с пола, которые он как будто специально накануне разбрасывал по всему широкому ковру. Затем подавала ему одежду, и он в одном исподнем прохаживался перед ней, а она искала какие-то вещи в шкафу и подавала. Все это должен был делать камердинер, Никонор, но Урусов еще десять дней назад отправил его в продолжительный отпуск на родину, куда-то в Малороссию. Далее Груша выполняла другие поручения князя, например, запечатывала конверты, прибирала на письменном столе и исполняла другие прихоти.

Позже, около одиннадцати, он отпускал ее, и девушка, вздохнув свободно, вновь шла на кухню и помогала там до самого ужина. Но это происходило только в первые несколько дней. Уже скоро Урусов начал наведываться после обеда на кухню и требовать, чтобы Груша или почитала ему в саду, или приготовила ему чай на веранде, или прибрала в шкафу. За всеми действиями девушки князь следил, словно инквизитор, и комментировал каждый ее шаг, изводя придирками и недовольством. Лишь спустя пару часов он снова опускал ее на кухню. Уже после ужина, около семи, Груша переодевалась в нарядное платье и появлялась в гостиной или музыкальной зале, где уже ждал ее Урусов. Тут тоже начинался критичный придирчивый осмотр. Князю могла не понравиться, например, прическа девушки, и он отправлял ее обратно — прибрать волосы.