Крепостная

От великолепного зрелища, которое открылось Константину, у него невольно перехватило дыхание. Ее тело было не просто прекрасным, а совершенным и невозможно восхитительным. Нежные, белые тонкие плечи; высокая девичья грудь с небольшими розовыми сосками; невероятно узкая талия; округлые, чуть полноватые бедра; легкие светлые колечки волос между ног и точеные длинные ноги в простых чулках с лентами на коленях вызвали в Урусове неистовый поток вожделения. Трясущимися от возбуждения руками Константин быстро схватил портсигар с изящного столика, который стоял рядом с креслом, и нервно закурил сигару.

Слезы текли из закрытых глаз девушки и капали с подбородка на белоснежные полушария грудей. Князь молчал, а Груша ощущала на себе отвратительный жадный взгляд, который ласкал ее тело. Уже почти полчаса стояла она около окна: обнаженная, безмолвная и напуганная его угрозами.

Урусов курил сигару за сигарой, не в силах сдвинуться с места или оторвать алчный взгляд от обворожительного и соблазнительно юного тела. Он понимал, что это гадко, так унижать Грушу, но досада от ее холодности и огромное страстное желание были сильнее доводов рассудка.

В какой-то момент дверь в спальню открылась и вошла Агафья.

— Константин Николаевич, обед-то… — начала она свою речь и сразу же замерла в дверях, увидев картину, представшую перед ее глазами. Обнаженная Груша у окна и мрачный Константин, нагло созерцающий прелести девушки. Женщина в ужасе охнула и побежала в комнату княжны Татьяны.

Заслышав голос Агафьи, Груша открыла глаза и в мольбе повернула голову к двери. Но нянька быстро исчезла, а через пару минут в комнату ворвалась Татьяна Николаевна.

— Константин! — вскричала княжна. — Что здесь происходит?

Татьяна стремительно прошла в спальню Урусова и замерла как вкопанная при виде гадкого балагана, который устроил брат. Груша, совершенно обнаженная, стояла у окна, с закрытыми глазами и несчастным лицом, по которому текли слезы.

— Чего тебе? — спросил Константин, вставая с кресла и гневно глядя на сестру.

— Груша, немедленно оденься! — велела Татьяна, становясь между Урусовым и девушкой.

— Как ты смеешь врываться в мою спальню и еще отдавать приказы?! — взъярился князь, сжав кулак, устремив гневные серебряные глаза на Татьяну.

Груша трясущимися руками начала быстро натягивать на обнаженное тело платье. Татьяна, увидев, что девушка облачилась, бросила ей:

— Уходи отсюда.

— Никуда она не пойдет! — зарычал Урусов, смертельно побледнев.

— Иди, Груша, я поговорю с ним.

Та, бросив на княжну благодарный печальный взор, схватила в охапку все остальные вещи и бегом выскочила из комнаты, а за ней следом и Агафья.

— Я здесь хозяин! — взорвался Константин. — А ты, Татьяна, не вмешивайся!

Почти четверть часа брат с сестрой бранились в его спальне и так и не пришли к согласию.

Елагин едва вошел в дом и намеревался спросить у дворецкого, где находится княжна Татьяна, как на лестнице появились Урусов с сестрой. Они о чем-то яростно спорили на повышенных тонах.

— Ты что ж это, Константин, решил устроить из дома бордель? Своих девок голышом уже по комнатам водишь? — выпалила Татьяна.

— Это моя спальня, тебя туда не звали! — процедил князь, стремительно спускаясь по ступеням, и увидел Елагина. — А, Андрей Прохорович! Вовремя. Вы мне как раз нужны.

— Не дело это, пожилую бабу пороть, — сказал с укором Андрей и посмотрел в надменное непроницаемое лицо князя Константина.

На дворе около конюшен у столба стояла привязанная Агафья, на которой была лишь нижняя рубаха. Вокруг толпились почти все дворовые крепостные, которые по приказу Урусова были пригнаны сюда, чтобы увидеть наказание повинившейся бабы, и безмолвно взирали на происходящее.

После того как Татьяна ворвалась в спальню Константина и заставила его отпустить Грушу, князь впал в крайнее раздражение. Ища виноватого, он приказал выпороть Агафью, которая позвала его сестру, и тем самым прервала наказание Груши.

Елагин и князь стояли немого поодаль от основной массы дворовых людей, среди которых была и Груша. Княжна Татьяна, которая застыла рядом с девушкой, нахмурившись, смотрела то на брата, то на смертельно бледную Грушу, которая вся дрожала.

Константин зло взглянул на Андрея и отчеканил:

— Не ваше дело, Андрей Прохорович, мне указывать, что делать. Ваше дело исполнять мои приказания.

— Как скажите, ваше сиятельство, — холодно ответил Андрей и подошел к Агафье, которая жалобно кряхтела в ожидании предстоящего.

Андрей взял в руки плеть и чуть наклонился к уху Агафьи.

— Не бойся, — прошептал ей тихо Елагин, чтобы никто больше не услышал. — Я по-хитрому постягаю, сильно больно не будет.

Груша стояла ни жива ни мертва. Она еще не отошла от унижения, которому подверг ее князь в своей спальне. А спустя час ей приходилось смотреть, как будут наказывать ее горячо любимую няню. Урусов не позволил ей остаться в доме, холодно приказав выйти во двор и смотреть на порку.