Крепостная

Андрей вдруг вспомнил, что на Кавказе, где он прослужил более двух лет, молодые парни-горцы крали понравившуюся девицу и уже потом, когда та смирялась со своей участью и отдавалась похитителю, ехали к ее родителям и просили руки. Родители девушки, конечно, при таких обстоятельствах отдавали дочь без разговоров, и все кончалось в пользу местного решительного джигита-парня, который, пользуясь свой силой и волей, подчинял любимую девицу. Тогда Елагин считал этот обычай диким и жутковатым. Но теперь вдруг осознал, что, если бы тогда, еще в октябре, когда понял, что хочет жениться на Груше, он бы также украл ее, все бы, возможно, сложилось по-другому. В его голове блуждали странные мысли о том, что это вполне можно было бы осуществить и здесь, у них в губернии, даже несмотря на то, что здесь не было пустынных гор и тайных троп Кавказа, куда обычно увозили девиц джигиты. Он мог бы взять отпуск на месяц, который не использовал уже много лет. Снять у лесника заброшенный дом, который, как Андрей точно знал, находился в глухой чаще, в тридцати верстах отсюда, и отвезти девушку туда. Да, она бы сначала испугалась, возможно, даже упрямилась бы и плакала, но все равно он смог бы сломить ее сопротивление своим терпением, ласками и поцелуями. Ведь Елагин прекрасно знал, что близости Урусова Груша не переносила на дух, так говорила ему Агафья, но князю все же удалось завладеть девушкой, несмотря на ее сопротивление.

Так отчего же он, Елагин, не мог сделать ее своей? Да он не мог решиться открыто сказать Грушеньке о том, что любит ее и обожает. Но мог без слов показать девушке, что она будет принадлежать ему и станет его женой. И она бы непременно смирилась со своей участью, ведь Андрей прекрасно помнил, что она два раза отвечала на его поцелуи своими губами и обвивала руками его шею. Из этого он делал вывод, что также небезразличен девушке.

Но теперь изменить ничего было нельзя, сделал трагичный вывод молодой человек. Именно князь Урусов оказался хитрее, проворнее и наглее его. А он, глупый романтик и воздыхатель, все боясь обидеть Грушу своей пламенной любовью и сдерживая почти год свои страстные порывы, остался в дураках.

Андрей перевернулся набок. Не выдержав гнетущего напряжения, он зло саданул по постели кулаком. Ощущая, что этого недостаточно для успокоения терзаний сердца, он со всей силы ударил пару раз кулаком по беленой стене прямо перед его лицом. Почувствовав боль и убрав кулак, молодой человек увидел, что разбил руку в кровь. Ругаясь оттого, что кровь с его пальцев полилась на постель, он проворно вскочил со своей узкой кровати и, быстро подойдя к кувшину с водой, обмыл руку, видя, что кулак сильно разбит. Однако он отчетливо ощущал, что физическая боль ни на грамм не остудила душевной, которая терзала все его существо. Умывшись, Андрей заметил, что раны все еще кровоточат. Наскоро перевязав руку платком, он подошел к небольшому зеркалу, висевшему на стене. Собственное лицо с бородой, усами и взлохмаченными темно-русыми густыми вихрами показалась Елагину страшным по сравнению с красивым, утонченным лицом Урусова.

Недолго думая, Андрей приготовил мыльную пену и, достав из небольшого ящичка бритвенные принадлежности, начал упорно, настойчиво намыливать густую темную поросль, намереваясь избавиться от нее. Бороду он отрастил еще пять лет назад, с ней было проще ухаживать за собой. За неимением излишка свободного времени Елагин вполне примирился с бородой и два раза в неделю ездил к знакомому цирюльнику в Калугу, который подравнивал и подстригал его. И, по мнению Андрея, этого было вполне достаточно для наведения порядка в его облике. Но в данную минуту, отчего-то в душе завидуя аристократизму, напыщенности и красоте князя, Андрей думал об одном — показать Грушеньке, что он, Елагин, не хуже этого богатого развратника. Понимая, что теперь ему придется бриться каждый день, ибо иначе его лицо будет неприглядно выглядеть, Андрей сантиметр за сантиметром сбривал темную бороду.

Молодому человеку пришлось проделать эту процедуру дважды, чтобы убрать всю нежеланную растительность. Оставив шапку густых темных волос на голове и умело причесав чуть набок непокорную гриву, Андрей хмуро и критически осмотрел себя в зеркало. Он отметил, что его нос, лоб и верх щек уже загорели, а нижняя часть лица была уж больно светла. Однако знал, что через пару недель загар станет равномерным. Удовлетворенно смыв остатки мыла с лица, он начал проворно намыливать шею и подмышки. Закончив с этим, Елагин быстро облачился в свой неизменный наряд: темные брюки, светлую простую рубашку без горла, короткий простой черный сюртук и мягкие кожаные сапоги. Он стремительно вышел из комнаты, понимая, что надо немедленно заняться делами, чтобы отвлечься, пока ужасные дикие думы о Груше окончательно не свели его с ума.