Крепостной Петербург пушкинского времени

В 1839–1842 гг. возникли дела по обвинению в жестоком обращении с крепостными чиновника управы благочиния Крузе и его жены, вдовы коллежского ассессора Винскевич, чиновника 9-го класса Аксенова и его жены, чиновника 7-го класса Григорьева. В 1843 г. обнаружено было столь зверское отношение штаб-ротмистра Балясникова и его жены к «дворовой девке» Ефимовой, что, по высочайшему повелению, оба они были арестованы. Тогда же возникли подобные дела об отставном полковнике Яхонтове, коллежском советнике Мартынове, надворном советнике Самойлове и др. В 1857 г. был предан суду вице-директор департамента государственных имуществ Нефедьев, жестоко наказывавший своих крепостных розгами и бивший их «своеручно» палками. В 1859 г. жена инженера, штабс-капитана Баранова, подозревая «девку Андрееву в краже и вынуждая ее в том сознание, посадила ее на горячую плиту».

«Правда, мы не находим среди помещиков того времени личности, подобной известной Салтычихе, — говорит исследователь крепостного права В. Семевский. — Но некоторые факты заставляют думать, что способы истязаний крепостных — цепи, оковы, колодки, деревянные чурбаны, шейные рогатки, особые арестантские помещения, были распространены в то время более прежнего. Наряду с «конскими кандалами», «личными сетками» (для пытки голодом), наложением сургучной печати на голое тело, выщипыванием бород, опаливанием лучиною волос на теле женщин, существовали также и барские забавы в виде качания дряхлых старух на высоких качелях, «пока старуха не обомрет», а затем и купания их в колодцах и прудах. Бывало также, что старух раздевали и они, в таком виде, прислуживали господам при игре на биллиарде. держа в руках факелы «на подобие римских весталок».

Помимо телесных наказаний, владелец пользовался в то время правом непосредственной отдачи своих крепостных в смирительные дома и исправительные арестантские отделения. Дворянин мог даже сослать своего крепостного в каторжные работы. Как ничтожны были поводы, по которым помещики ссылали на каторгу своих крепостных, свидетельствует рассказ Д. Мамина (Сибиряка). На одном из сибирских заводов он видел списки бывших каторжан, среди которых значились: «Аггей Фомин и Иван Андреев», крепостные крестьяне», «за неповинование помещице», — наказаны 1500 шпицрутенами и ссылкой в каторжные работы на пять лет каждый; «Ивет Евлампиев, крепостной крестьянин, 30 лет», — «за кражу сахара у своей помещицы» наказан 40 плетьми и 6 годами каторжных работ. Крепостной крестьянин Александров, 25 лет, получил 40 плетей и пять лет каторги «за кражу из ульев меду».

Право ссылки в каторжные работы было отнято у дворян лишь после случая ссылки помещицей Козляниновой своего крепостного Сергеева в каторжные работы на 20 лет.

Такое смягчение закона свидетельствовало уже о значительном сдвиге в вопросе о крепостном праве. Эпоха феодально-крепостнической системы к тому времени была уже позади. Быстрый рост промышленно-капиталистических отношений, наблюдаемый на рубеже ХVIII-ХIХ вв. подорвал основы крепостничества.

Восстание Пугачева глубоко всколыхнуло народные массы. Жестокое подавление мятежа и казнь вождя отнюдь не содействовали «успокоению умов». В народе упорно держались толки о близкой «воле». Как передает Бюржа, весной 1784 г. между петербургскими крестьянами распространился слух будто бы В. кн. Павел Петрович милостиво разрешил крепостным селиться в его имении Гатчина, даруя им при этом свободу. В течение нескольких дней множество крепостных оставили своих господ и отправились в Гатчину. Обманувшись в своих надеждах, некоторые из них вернулись обратно; другие же, боясь суровых наказаний, рассеялись по окрестным лесам, где, по-видимому, занялись грабежом на больших дорогах. Почти аналогичные факты передает в своих записках английский мемуарист Свинтон. По его словам, Екатерина II предоставила в 1789 г. город Софию, предместье Царского Села, «русским крестьянам, угнетенным своими господами или желавшим испробовать блага свободы». Однако, вскоре обнаружилось, что туда стеклись «самые беспорядочные и ленивые люди, рассматривавшие Софию, как средство заставить своих господ выполнить все их требования, угрожая в противном случае уйти в Софию». Вследствие этого монаршая милость была, будто бы отменена.

Однако, надежды на близкое «объявление воли» не оставляли крестьян. В 1796 г. в Котлах, имении полковника Альбрехта под Петербургом, возвратившийся из столицы крестьянин Андрей Исааков заявил своим односельчанам, что «якобы все крестьяне помещичьи, состоящие от С.-Петербурга в 180 верстах жительством, будут государевы, о чем де указ на площади читан».