Крепостной Петербург пушкинского времени

Вера в близкое освобождение особенно возросла в начале ХIХ века. В столице среди народа передавались самые «неуместные толки» о близости «воли». В январе 1807 г. в Петербурге был арестован дворовый П. Г. Демидова Спирин, сообщавший в письме к отцу, что он в скором времени «располагает» — «увидеться с отцом чрез посредство войны; кажется у нас, в России, будет вся несправедливость опровергнута». По распоряжению Александра I Спирин был посажен в Петропавловскую крепость, под особый суровый надзор, как преступник, который «питал в себе мысли беспокойные, опасные и вредные».

Интересно отметить, что в своих стремлениях к освобождению Петербургские дворовые возлагали большие надежды на вмешательство Наполеона. В Петербурге был арестован крепостной помещика Тузова Корнилов, распространявший слух, будто бы «Бонапарте писал государю… чтоб если он желает иметь мир», то освободил бы «всех крепостных людей и чтоб крепостных не было, в противном случае война будет всегда».

Оказалось, что эти сведения Корнилов получил от крепостных живописцев, рассуждавших о том, что «француз хочет взять Россию и сделать всех вольными». Имеются и другие свидетельства того, как сильна была вера крестьян в Наполеона освободителя.

После военных неудач начала кампании 1812 г. перед правительством стал вопрос о необходимости удаления из Петербурга всех учреждений в виду возможности дальнейшего продвижения неприятеля, Любопытны соображения, которые были при этом высказаны: «Всякому известно, кто только имеет крепостных служителей, что род людей сих обыкновенно недоволен господами». Если же правительство вынуждено будет «оставить столицу, то прежде, нежели — б могло последовать нашествие варваров (французов), сии домашние люди, подстрекаемые буйными умами, без всякого состояния и родства здесь живущими, каковых найдется здесь весьма довольно, в соединении с чернью — все разграбят, разорят, опустошат».

Создавшееся угрожающее положение отметил также декабрист Штейнгель, записавший, что «в одной Москве девяносто тысяч одних дворовых, готовых взяться за нож и первыми жертвами будут наши бабушки, тетушки, сестры».

Эти годы отмечены усиленным брожением умов среди крепостного крестьянства. Разноречивые толки, необоснованные надежды, сменяли друг друга, лишь усиливая всеобщее беспокойство.

Дворовый помещицы Муромцевой, некий Мелентьев, писал 4 июля 1814 г. из Петербурга в Москву приятелю-дворовому. «Скажу тебе по cекрету: у нас здесь слух происходит очень важный для нас, который также делается секретно, чтоб в России крепостной народ сделать свободным — так, как в прочих землях, от господ отобрать, как людей, так и крестьян». Мелентьев за свое письмо попал в Петропавловскую крепость. На допросе он показал, что впервые узнал об этом «слухе» в трактире, другой раз от встречных людей на улице, а затем у Исаакия, когда водили ополчения». Освобожден Мелентьев был лишь в октябре, причем от него отобрали подписку, что о подобных сему предметах ни писать, ни говорить ни под каким видом нигде и ни с кем не будет». В апреле следующего, 1815 г., в Нижнем Новгороде был арестован прибывший из Петербурга дворовый человек капитана Любанского Дмитриев, распространявший повсюду весть о дарованной всем крестьянам вольности. Дмитриев говорил, что об этом прочитан был уже в Казанском соборе особый манифест. Дело это дошло до сената. Дмитриев был наказан 30 ударами плетей и отдан в солдаты.

Война 1812 г. дала толчок целому ряду выступлении крепостного крестьянства, воспользовавшегося затруднениями правительства, занятого борьбой с Наполеоном.

Бегство помещиков из имений, занятых французами, также благоприятствовало крестьянским мятежам. Наряду с этим усиленные рекрутские наборы и увеличение податей еще более разжигали всеобщее недовольство.

Удачный исход борьбы с Наполеоном, а также беспорядочный характер крестьянских выступлений помогли власти и помещикам подавить вспыхнувшие по всей стране восстания.

Некий тверской помещик И. В-с в своих воспоминаниях, относящихся к тем временам, писал, что «местами готов был появиться дух возмущения против владельцев — и если бы, мудрыми мерами Правительства, не были в скором времени прекращены сии неустройства, то слово ВОЛЬНОСТЬ сделалось бы, может быть, общим лозунгом буйной черни».

Последующие годы принесли резкое ухудшение в положении крестьян. Подъем хлебных цен и усиленная эксплуатация крестьянского труда привели к новой вспышке мятежей. В 1820 г. агенты тайной полиции доносили по начальству, что «опасные толки» наблюдались в Петербурге в толпе, где было замечено множество «пришедших на работу мужиков». «Настроение низших классов населения очень неспокойное, — добавлял автор доноса. В особенности мало доверия заслуживают дворовые люди». Во времена Плутарха (50-125 гг. нашей эры) уже существовала поговорка, гласившая, что каждый человек «имеет столько врагов, сколько у него рабов».