Крепостной шпион

Сколько раз Виктор, уж в пятом часу утра, вытаскивал из-под столов смертельно пьяных храпящих гостей и при помощи зевающих слуг растаскивал их по комнатам.

Но на этот раз, картина выглядел несколько иначе. Вечером предполагался спектакль и большой приём — Бурса ограничил выпивку.

Когда Виктор вошёл в столовую слуга распечатал только четвёртую по счёту бутылку. Склонив голову Виктор встал сбоку от стола, ожидая когда Бурса обратит на него внимания, а когда хозяин наконец поднял голову, не дожидаясь вопросов, сообщил:

   — Анна Владиславовна готова сегодня пойти в театр. Примеряет платье.

Растегаев, сидевший по другую сторону стола, при этих словах чуть не подавился супом и закашлялся.

   — Что с тобой, Михаил Львович, — поинтересовался Бурса, — не в то горло попало?

   — Горячо, — побагровев весь, но сдерживая кашель, продавил через горло Растегаев. — Обжёгся.

Полоскальченко гнусно захихикал, но ничего не сказал.

   — Ну, пистолеты мы твои посмотрели, — Бурса отодвинул от себя пустуют тарелку, и взял серебряный бокал с вином, — давай посмотрим фехтовальщицу, — он знаком подозвал к себе Виктора. — Никто лучше него не оценит. Я сам так не сумею оценить, как Витька — специалист в этом вопросе, — он толкнул Виктора локтем в живот. — Посмотрим на фехтовальщицу?

Виктор послушно кивнул и принял предложенный Бурсою недопитый бокал, сделал большой глоток. Если б он знал, что предстоит пережить уже в следующую минуту, то любою ценой постарался бы уйти из столовой. Он и представления не имел, что письмо, спрятанное в его внутреннем кармане, так и не будет отправлено в Петербург, а уже через час попадёт в руки адресата.

Он понял всё лишь тогда, когда отворилась дверь и в сопровождении лакея в столовой появилась Аглая. Одетая в серое дорожное платье, девушка сделала несколько шагов и, блеснув очаровательной улыбкой, поправила кокетливо волосы. Она была как никогда хороша. Она ничего не говорила, но дыхание чуть приоткрывало алые губы, а глаза засверкали.

Виктор видел Аглаю такой лишь однажды, там, в Париже, на баррикадах, когда с окровавленной саблей в руке и в развивающихся на ветру широких крестьянских юбках, она готова была отдать жизнь за чужую свободу.

   — Хороша-а, — выдохнул Бурса и, вскочив со своего стула, обошёл девушку кругом, разглядывая. — Весьма-а. — Он обернулся к Виктору. — Как считаешь, товар?

Он хлопнул Аглаю ладонью по заду, но та ответила улыбкой.

«Почему она здесь? Почему она принадлежит этому Растегаеву? Как мог благородный человек, столь пекущийся о правилах чести, Андрей Трипольский, продать свою молочную сестру этому ублюдку? Что произошло в Петербурге? — мелькало в голове Виктора. — Это наваждение какое-то, это испытание».

   — Симпатичная особа, — брякнул Полоскальченко, втихую наливая себе вина. — Персик.

   — Сколько? — спросил Бурса, встав перед девушкой и обращая свой вопрос к Растегаеву. — Сколько ты за неё, бес, хочешь?

   — Не продаётся, — Растегаев ещё не оправился после кашля и сидел с багровым надутым лицом, слова давались ему с трудом. — Не продаётся, — повторил он.

   — Так зачем же ты мне её сюда притащил?

   — Показать только.

   — Значит, похвастаться хотел? — ещё раз Иван Кузьмич обошёл Аглаю и, остановившись перед девушкой, приказал: — Рот открой.

Бурса был на полголовы ниже Аглаи и короткий взгляд, обращённый к Виктору, прошёл прямо над плешивой головой. Во взгляде этом было только одно слово: «молчи». Виктор поймал себя на том, что сжимает кулаки и постарался сохранить видимую холодность.

Аглая послушно открыла рот, и коротенький сальный палец Ивана Кузьмича ощупал десны девушки.

   — Това-ар! — констатировал Бурса, возвращаясь к столу и наливая себе вина. — Если она и правда на трёх языках болтает… — он выпил, — если она и вправду фехтует, как мушкетёр, то будем считать, Михаил Львович, ты меня сегодня уел.

Грибоядов, в обсуждении участия не принимавший, а занятый до сих пор жареной уткой, вытер губы салфеткой, намотал на короткие свои пальчики поверх перстеньков золотую цепочку и чуть откинувшись на стуле, довольным голосом поинтересовался:

   — Коли она фехтует, как мушкетёр, так пусть же и покажет.

   — Точно! Шпаги сюда! — закричал Бурса. — Пусть покажет. Витьк, ты как, с колпачками предпочитаешь или против бабы голой сталью рискнёшь.

Принесли две шпаги. Аглая попробовала большим пальцем остриё, щелчком отбросила предложенный защитный колпачок так, что тот, отлетев, ударился в глаз женского портрета и встала против Виктора в боевой позиции. Глаза девушки смеялись.

«Ну что ж, миленький мой, — говорили эти глаза, — поиграем? Давно мы с тобой не играли ни во что».

Виктор хотел надеть колпачок, но Бурса знаком приказал не сделать этого, и пришлось, изображая поединок, быть предельно осторожным.

   — А коли она твоего Витьку зарежет, я ответа не держу, — сказал Растегаев, поворачивая стул и усаживаясь чтобы лучше было наблюдать за происходящим. — Не моя идея.