Крещение Новгорода. Часть 2

Но и этих слова было достаточно, чтобы удовлетворить самолюбие Добрыни. Снова худощавому дьяку пришлось криком заставлять всех замолчать.

– За такое преступление наказать следовало бы всех, – продолжал Добрыня, – но сейчас мы судим воеводу, который это всё допустил. Но теперь хочу повести речь о его преступлениях не как богатыря, а как воина. Высшим начальством, а именно мной, новгородским князем был дан ему приказ, оставаться на Владимирской заставе и защищать её. Василий этот приказ нарушил, ушёл с заставы под Чернигов биться с колдунами. Чародеев он разбил, но приказ был нарушен. Отрицаешь ли ты это, Василий Буслаев?

– На заставе моим начальником был Сигурд, – отвечал Василий, – это он меня отпустил, с него и спрашивай. Как начальник заставы он может отправлять меня на разные вылазки хоть к чёрту на рога, если сочтёт это необходимым для защиты заставы.

– Допустим, – вымолвил Добрыня, – но был ли приказ Сигурда на то, чтобы отправиться под Чернигов?

– Он дал своё позволение, этого было достаточно.

– Значит, приказа не было?

– Ну это уже ни в какие ворота, – поднялся с кресла Борис Вольга. – Что же вы без Сигурда пытаетесь разобраться, приказ это был или не приказ? Вызовите самого Сигурда, да спросите у него.

Добрыня сверкнул на Бориса глазами, и тот сел на место. Но теперь вслед за Борисом зароптала вся дружина в тон его словам.

– Ладно, ладно, – раздражённо заговорил Добрыня, – оставим это обвинение до той поры, пока не прибудет Сигурд. У меня ещё не всё. Признаёшь ли ты, Василий Буслаев, что проживаешь не в христианском браке с женщиной, не крещённой в христианскую веру, да при этом чародейкой, дочерью бабы яги, совратившей богатыря Садка на путь греха?

Теперь Василий уже весь покраснел, а Садко умоляюще поглядел на него и закачал головой в знак отрицания. Нужно было придерживаться их общей версии: Алёна всего лишь служанка, о происхождении её Василий не знает, а всё остальное лишь нелепые слухи. Но теперь гнев овладел Василием. Добрыня посмел коснуться и этого, посмел прилюдно оскорбить её. Назвать её служанкой, значит, оскорбить её ещё больше.

– Про Садка это всё лишь грязные слухи, – вымолвил Василий, – ну а про всё остальное чистая правда. Я живу с этой благородной женщиной, и она пользуется моей защитой.

Садко теперь взялся за голову и смотрел в пол, бояре на время замерли и совершенно затихли, не зная, что и сказать.

– Что ж, ничего более нам и не нужно, – торжествующе молвил Добрыня, – все мы видели, что Василий виновен и вину свою признал. Дело лишь за тем, чтобы вынести ему наказание. Думаю, будет справедливо, если отец Иоаким отлучит его от церкви и лишит богатырского звания. Но этого мало против таких преступлений. Василий Буслаев оскорбил не только христианскую веру, но и сам Новгород. В пору наказать бы его смертью, но в бою он ни раз уже побеждал смерть, и потому я повелеваю изгнать Василия Буслаева из Новгорода. Схватить его и заключить под стражу до дня изгнания, чтобы он не обманул нас и где-нибудь не спрятался.

Едва он это произнёс, как все бояре разом подскочили со своих кресел и подбежали к Добрыне, начав его умолять. Василий стоял весь красный, с сжатыми кулаками и жалел, что под рукой у него в этот момент не было его тяжёлой палицы. Но стража не спешила его хватать. Один из ополченцев подбежал к Магнусу и что-то шепнул ему на ухо, а тот подошёл, и так же что-то шепнул Добрыне.

– Тихо! – прокричал князь, – всем тихо! Бояре, прямо сейчас возле думской избы собрались богатыри, молодые дружинники и простой народ. Они желают видеть Василий Буслаева, и не успокоятся, пока он не уйдёт. Они хотят освободить преступника.

– Что ж, князь, хорошо ты надо мною потешился, – торжествовал теперь Василий Буслаев, – грамотно всё подстроил, ничего не скажешь. Теперь позволь же и мне свой суд вершить. Ты совершенно беззаконно казнил боярина Буслая, заплатил Вахрамею, чтобы тот принёс его в жертву, поскольку колдуны отказались. Ты оскорблял и казнил знатных людей, ты во время крещения поджёг город и многих людей тогда погубил. Признаёшь ли ты свою вину или нет?

Пока Василий говорил, он всё напирал и напирал, и, если бы Садко и другие не схватили его, возможно, случилось бы непоправимое.

– Я – князь Новгородский, – бросил ему Добрыня, – кто посмеет меня судить?

– Новгородская дружина. Знатные люди должны судить тебя, чтобы решить, можешь ли ты называться знатным или нет.