Коновалов промолчал. Руки у него затряслись, а он сам покраснел от напряжения. Ржавый, считавший себя самым авторитетным уголовником в поселке, вдруг натолкнулся на такого, с каким вынужден был считаться. Он даже вспотел, стараясь вспомнить кличку «Стрелец» и чем прославился в уголовной среде ее обладатель.
Многоопытный Яшка сразу же понял, о чем напряженно размышляет Ржавый, и усмехнулся.
– Ступай, отдохни, Серега, – сказал он. – Утром вкалывать надо, а ты… Ну какой из тебя утром будет трудяга? Ты и норму не выполнишь, и под раздачу за нерасторопность угодишь.
Ржавый побледнел как мертвец и опустил руку с ножом. Он хотел сказать что-то резкое и оскорбительное, но, натолкнувшись на суровый взгляд «законника», попятился к двери.
– Вот тебе и ответ на твои сомнения, Степа, – сказал Яшка, как только за Коноваловым захлопнулась дверь. – Моя легенда действует безотказно. Давай-ка чайку и на боковую. Что-то спать хочется, прям с ног валюсь от усталости.
Приехавший в поселок с Горовым капитан НКВД Удовкин заступил на должность заместителя коменданта поселка и с первых же дней активно включился в работу. За опоздание на утреннее или вечернее построение объявлялся выговор, за разгильдяйство во время работы – выговор, за отлучку из поселка в лес – пять суток ареста, за невыполнение дневной нормы – пять суток ареста, за хранение, употребление и изготовление спиртных напитков – пятнадцать суток, за неповиновение любым приказам – тридцать, за…
Как выяснилось позже, капитан приехал из лагеря строгого режима, и вольная жизнь поселенцев вызывала у него раздражение и злобу. Он решил навести в поселке порядок, чтобы привести осужденных в чувство. Поселенцы притихли, напуганные неожиданными переменами в их тихой и благополучной жизни. Тщедушная фигурка неизвестно откуда взявшегося капитана стала для всех символом зла и лагерной тирании.
Все работали с озлоблением и ожесточением, но темпы валки леса почему-то не повышались. Степан Калачев захандрил и занервничал. Он, как бригадир, получил взысканий больше всех.
– Все, не могу больше, я его завалю! – возмущался Ржавый. – Я в лагерях со строгим режимом легче жил, чем в этом гребаном поселке лагерного типа.
– Поменьше базарь и вкалывай как все! – подначивал его Степан. – Сам знаешь, что с тобой будет, если норму не выполнишь.
– А Стрелец? Почему его этот педрила в погонах не трогает? – рычал озлобленно Ржавый. – У нас здесь одна масть, рабочая, и «авторитеты» в счет не берутся!
– Чего ты ко мне с такой делюгой цепляешься? – отмахивался Степан. – Я что, в бараке отсиживаюсь, пока ты топориком в лесу машешь? Вот подойди к капитану и поинтересуйся у него насчет Стрельца и оказываемых ему поблажек, а я после на твои останки со стороны полюбуюсь.
Новый замкоменданта закручивал гайки все крепче и крепче. Поселенцы уже не сомневались, что Удовкин прибыл сменить Аверкиева и потому «дерет задницу», наводя порядок. Запретов с каждым днем становилось все больше и больше. В карты не играть! Курить в строго установленных местах! В столовую ходить только строем, а не толпой…
– Начудил где-то сверх крыши сучара этот и, чтоб башку не отшибли, сюда свинтил, – говорили между собой одни поселенцы.
– А нас зашугать пытается, потому что сам нас бздит, – озлобленно вторили другие.
– Да у него на лбу написано, что фуфлыжник он и падла конченая, – возмущались третьи. – Мордашка, как у крысеныша, глазки поросячьи, а походняк, как у шлюхи бульварной… Короче, братва, Упырь, он и есть Упырь, принявший человеческий облик!
…Степан Калачев и Яшка-хромой сидели вечером в каптерке и мечтали о вещах, казалось бы, несбыточных и безнадежных. Они мечтали о свободе.
– Эх, я лучше бы сидел сейчас где-нибудь с автоматом в окопе, бок о бок с другими бойцами, сражающимися за Родину, – вздыхал Степан.
– А на кой черт оно тебе?
– Да так… Все лучше, чем здесь ишачить.
– Для каждого сейчас свой фронт. Кому на передовой страну защищать, а кому судьба быть бойцом невидимого фронта.
– Это мы-то бойцы невидимого?! – усмехнулся Степан. – Насколько мне известно, так называют подпольщиков или партизан! А мы так, отребье с номерами вместо имен и фамилий на груди, которые, как награды.
– Ничего. У тебя еще все впереди, – улыбнулся загадочно Яшка. – Для того я и здесь, чтобы тебе помочь. Дай только срок, Степаха!
Глаза у Степана сузились, верхняя губа задрожала в усмешке.
– Увы, – сказал он, – но я такими полномочиями не наделен. Горовой тебе уже обозначил срок в один месяц, только вот Упырь может спутать все карты.
Яшка легонько подбросил на ладони круглый гладкий камешек.
– Капитан нам не помеха, – заявил он многозначительно. – До побега еще неделя. Маршрут готов, хавка припасена. Вот только…
– Ну? – напрягся Степан.
– Хрен гну, – огрызнулся Яшка. – А вот еще одного «в поход» нам взять придется.
– Чего ради? – округлил глаза Калачев.
– Для довеска. Чтобы рюкзак с хавкой тащил и еще кое для чего…
– Надо подумать над подходящей кандидатурой.
– Кандидат уже подобран, – усмехнулся Яшка.
– И кто же он?
– Можешь удивляться или в обморок падать, но это Ржавый.