– Я поступил так, как посчитал правильным, – ответил брат убежденно. – И тут дело не в предательстве, а в принципах. Я объявил свою войну Стране Советов. Стране и ее руководству, но не русским людям!
– Ты воюешь на стороне злейшего врага Родины, – продолжал напирать Степан. – Ты что, не знаешь, сколько горя фашисты причинили тем русским, о которых ты говоришь? Ты, видимо, очень старался угодить новым хозяевам, что они увешали тебя крестами и генеральскими погонами.
– Я не участвовал ни в боевых действиях, ни в карательных акциях, – пробубнил пристыженно брат. – Я занимался тем, чем и на службе в ОГПУ: искал для немцев ценности…
– Тем самым обогащая рейх, – не удержался и встрял Яшка.
Василий бросил в его сторону злой взгляд и крикнул:
– Бергер, если это чучело еще разинет рот, пристрели его без раздумий и сожалений.
– Вот в этом твоя суть, «братуха», – горько усмехнулся Степан. – Для тебя жизнь человеческая уже не имеет никакой цены… Что случилось с тобой, Васька? Ты только вспомни, как мы росли. Только вспомни…
Он не договорил – закрыв ладонями лицо, громко зарыдал. Сердце Степана разрывалось от боли – та требовала выхода.
Василий тоже украдкой смахнул слезу. Горе брата глубоко задело его сердце. Он достал сигарету и зажал ее губами.
– Скажи, брат, как ты мог так поступить? – недоумевал Степан, глядя на него. Голос его стал тих, но строг.
Василий не расслышал – он неуклюже чиркал зажигалкой. Степан спросил громче:
– В кого ты превратился, братишка? Разве тебя не мучает совесть?
Василий молчал, словно собираясь с мыслями.
– Почему ты стал врагом?
И снова без ответа: Василий курил и смотрел себе под ноги.
– Что тебе сделали русские люди, скажи? – не унимался Степан.
Наконец Василий махнул рукой и, подавшись вперед, прошептал:
– Обратного пути у меня нет, слишком далеко все зашло.
Но Степана провести было трудно. Он видел: Василий уже завелся, у него дрожат руки. «Нет, не годится, чтобы между нами оставалось что-то, – думал Калачев. – Я люблю его, но не понимаю. Однако спорить и обвинять обязан! Потому как жизненные позиции у нас разные…» Степану очень хотелось верить: брат сейчас остынет и осмыслит его слова.
– Брось дурить, Васька. Не таков ты!
Тот отбросил окурок и приподнял голову.
– О чем ты?
– Я хочу, чтобы ты одумался и вернулся со мной.
Василий как-то странно улыбнулся, и Степан догадался, что уговоры не нашли отклика в его сердце.
– Знаешь, а ведь ты был прав, – начал Василий, ухмыляясь. – Это по моей воле тебя оклеветали, осудили и бросили в тюрягу.
– Знаю, – Степан не понимал, зачем брат снова вернулся к этой теме и куда он клонит.
– А ты выжил и пришел за мной. Какие только зигзаги жизнь не выкидывает!
– Я тоже так думал, когда лес валил. Зол был на все, но не сохранил ни на кого обиду.
– Врешь! – неожиданно вспылил Василий. – Те, кто тебя послал за мной, отлично знали, что я не вернусь! Тогда ты должен был бы меня убить? Верно?
– Наверное, да, – пожал плечами Степан. – Но сейчас, после нашей встречи, я скорее пущу пулю себе в лоб, чем выстрелю в тебя!
– Ложь! Ложь! Ложь! – выкрикнул брат, распаляясь. – Тебя привела за мной обида и жажда мести! Тебе прочистили мозги, чекисты тебя обработали и натравили на меня! Ты пришел не уговаривать меня вернуться, а убить! Из тебя сделали Каина, Степан, и если бы не стечение обстоятельств, если бы ты не угодил в мою ловушку, ты бы застрелил меня из укрытия первым! Так ведь?
Степан слушал выкрики Василия и сознавал: тот намеренно распаляет его – пытается разозлить, чтобы вызвать ответную агрессию и убедиться в правоте своих надуманных утверждений.
– Но я тебя понимаю и не виню, – продолжил желчно Василий. – Ты имеешь право на месть, братуха! Это я придумал тот чертов план, направленный на ликвидацию банды Проньки и коммуны Васьки Носова. Однако все пошло не так, и пришлось на ходу приспосабливаться к новым обстоятельствам.
Красноречие рекой полилось из Василия, как из переполненной чаши. Степан молчал, слушая его. Он понимал, что поступок, который брат совершил когда-то, сжигает того изнутри, и сейчас ему необходимо высказаться, чтобы облегчить душу.
– Меня послали из Москвы в Оренбург помочь ликвидировать банду Проньки, – рассказывал Василий задумчиво. – У меня уже имелся опыт подобного рода, но ехал я, не зная, с чего начать. Да и в ОГПУ мне не дали ни одной ниточки, из которой бы я мог смотать клубочек!
– Но почему ты не связался со мной? – не выдержал Степан. – Я тоже занимался этим делом.
– На то были свои причины – вздохнул Василий, – Я прибыл инкогнито и проводить операцию должен был секретно. Контакты поддерживал только с начальником ОГПУ и его замом – Горовым!
– А меня вы решили использовать вслепую? Как приманку? – предположил Степан.
– Можно и так сказать, – согласился брат. – Ты должен был работать официально и громко, чтобы бандиты видели своего врага только в тебе. Это удалось. Однако, как мы ни старались, на след банды напасть так и не могли. Делу помог случай…
– Случай? – удивился Степан.
– Смерть нашего отца, – ответил Василий. – Смерть отца и послужила началом конца банды Проньки.