— И ты туда же, — хмуро пробурчал Степан, достал из сейфа початую бутылку водки и поставил ее на стол.
— Ты что, собираешься пить среди бела дня в кабинете?!
Степан махнул рукой.
— Не за углом же, — хмыкнул он развязно, налив водки в стакан.
— Все еще горе заливаешь или заранее обмываешь обещанный выговорешник?
— Ни то и ни другое. Я пью потому, что опостылело все и просто хочется напиться!
Горовой сморщил лоб:
— Тебе бы мозги проветрить, Степа… Сколько годков ты в отпусе не был?
— Ни разу, — заморгал изумленно Калачев. — Уже пять лет в ГПУ служу. Отдых бы мне сейчас в самый раз пригодился…
— Знаю, но отпустить так сразу не могу, — развел руками Горовой. — Дело тут появилось особой сложности, да и по делу относительно смерти твоего отца работать тебе придется, не забыл?
— Вот так всегда, — пробубнил Степан недовольно. — Мне сейчас как никогда отпуск нужен, а ты работой загружаешь.
— На то ты и следователь, товарищ Калачев, — напомнил начальник с нажимом. — Ты собрался начать собственные поиски убийцы отца вне рамок уголовного дела. Хочешь покарать Купца самосудом?
— Чем я собирался заняться во время отпуска — дело мое, а не казенное, Андреевич, — Степан поморщился и взялся за бутылку. — Убийцу отца я буду искать как в служебное, так и в свободное время. Помощи просить тоже ни у кого не собираюсь, думаю, управлюсь сам.
— А сыскари из УГРо чего делать будут? — улыбнулся Горовой. — Это их дело — убийц и жуликов ловить, а твое дело — расследованиями по уже пойманным преступникам заниматься, усек?
Калачев отставил бутылку и потер затылок.
— Убийца известен, — сказал он. — Только вот ловить его никто не торопится. Он в форме сотрудника ГПУ по стране разъезжает, а сыскари ни мычат ни телятся. Купец уже около двух лет в розыске… А пока его «ищут», он отца моего забил до смерти. Так что…
— А что его связывало с твоим отцом? — спросил Горовой равнодушным тоном.
— Понятия не имею, — не моргнув глазом солгал Калачев. — Думаю, дело случая.
— Ладно, допустим, так все и было, — сделал вид, что поверил словам подчиненного Горовой. — Но у меня есть еще вопросик к тебе, следователь Калачев.
— Что ж, выкладывай, товарищ начальник, — ухмыльнулся Степан, интуитивно почувствовав недоброе.
— Отец твой был скопцом, правда?
— И что с того? Причиндалы у него снарядом на фронте оторвало, а в секте состоял он принудительно.
Горовой, слушая объяснения Степана, вглядывался в его лицо, словно желая разгадать тайные мысли. Ну а Калачев старался не попасть впросак.
— А вор-рецидивист Носов по кличке Купец, тоже скопец, как и отец твой. Даже скажу больше — они в одной секте состояли до ее распада. Потому то, что между ними произошло в роковую ночь, мы должны обязательно выяснить!
Степан внешне спокойно слушал Горового и в спор не вступал. Он вдруг отчетливо уяснил, что начальник хорошо осведомлен о том, чего Степан никогда не афишировал. Допустим, про скопцовство отца он указал в анкете при приеме на службу, но как Горовой дознался про скопцовство Носова?
— Мне что, пришла пора отвечать за грехи отца и считать себя «врагом народа»? — спросил он хрипло, начиная волноваться по-настоящему.
— Считай себя кем угодно, хоть архангелом Гавриилом, — пожал плечами Горовой. — А еще можешь себя казнить и миловать. Только вот сейчас убирай с глаз долой свою недопитую пол-литру, иди домой, хорошенечко проспись, а утром милости просим на работу. В девять явишься в мой кабинет, как стеклышко, и получишь для дальнейшего расследования очень необычное дело.
— Необычное? — усмехнулся Степан.
— Совершенно секретное, — ответил Горовой чуть ли не шепотом, на всякий случай покосившись в сторону двери. — И никто не должен даже подозревать о его существовании, понял?
Калачев кивнул, он конечно же понял.
Весь день напролет Степан сидел затворником в кабинете и изучал документы в папке под грифом «Совершенно секретно». По протоколам и другим материалам было видно, что по делу проведена большая и кропотливая работа. Если бы кому-нибудь захотелось написать книгу о банде извращенцев и людоедов, действовавшей в Оренбурге, то никаких других источников и не понадобилось бы.
Пока Калачев разбирал дело, он курил одну папиросу за другой. А когда дочитал обвинительное заключение до конца и закрыл папку, ему опять захотелось напиться до беспамятства.
Закурив последнюю папиросу из пятой по счету пачки, мужчина подошел к зеркалу. Увидев свое отражение, он подавился дымом и закашлялся. Да, постарел он за последние дни. Похудел, осунулся, заметнее обозначились морщины на лице, особенно вокруг глаз.
В дверь постучали.
— Кто там? — отойдя от зеркала, крикнул Степан.
— Открывай, я это, — послышался из коридора голос Горового.
Горовой, не говоря ни слова, с расстроенным видом присел на стул:
— Что скажешь, Степан? Впечатлило?
— Не то слово… Я будто в дерьме от пят до макушки вывозился.
— Я даже касаться папки брезгую, — поморщился Горовой. — А если приходится, руки с мылом по полчаса отмываю.