Крест

— Знаешь, что Бенедикте сказала, когда спросила о моем отце? «Никто не должен знать, что мы говорили». Я тогда не понял, что она имела в виду. Но если ты репортер-копатель, работаешь над деликатными делами, имеешь тайные источники и лжешь своей девушке, какой рабочий инструмент было бы логично иметь? — Он сам ответил на свой вопрос. — Тайный телефон. Номер, который нельзя отследить.

Кафа тихо присвистнула.

— Вау. Но почему же тогда мы не нашли этот телефон, когда обнаружили тело Бенедикте? Думаешь, преступник его забрал?

— Не думаю. Почему он тогда не вынул остальное содержимое ее сумки? Ведь ее записи продвинули нас в расследовании. Бенедикте с убийцей, должно быть, были хорошо просматриваемы на льду. Убийца торопился. Бенедикте знала, что по телефону можно будет проследить ее источники. Поэтому она спрятала его перед тем, как поехать на встречу с Рейссом. Позвонишь оператору и попросишь выписку?

Кафа кивнула и вопросительно посмотрела на коллегу.

— Одного я все же не понимаю. Зачем Бенедикте солгала Виктории про встречу с Рейссом? Почему ты вообще решил, что Бенедикте Штольц и Беата Вагнер были знакомы?

Фредрик долго смотрел на нее.

— Этого я пока не знаю. Но у меня есть одно предположение.

Косоглазый рождественский гном, стоявший на бордюре около «Лумпы», был погребен под снежной кашей. Фредрик задумался — остался ли он тут с последнего Рождества или его установили заранее для следующего. Сам же Фредрик пришел вовремя. Старая пивная уже закрывалась, но он успевал пропустить стаканчик пива и не опоздать на последний трамвай до дома.

Двое парней с бородами и во фланелевых рубашках за стойкой обсуждали отличия красного эля от амбера. Фредрик расположился настолько далеко от них, насколько это было возможно. Раньше он тоже клевал на этот трюк с нанотехнологиями в пиве. Но ему надоели жеманство, двойная цена и глупые смешки. То пиво приносило ему только похмелье и опустошало кошелек. Теперь Фредрик предпочитал нормальное пиво — фильтрованное, стерилизованное и массового производства.

Он пил и скользил взглядом по темному дереву, светильникам на потолке, картинам, изображавшим покосившиеся деревянные домики и фермы времен, когда в этот район приехали мигранты и заполнили его овощными рынками, кебабными ларьками и халяльной болтовней.

Фредрик убрал за собой и хотел уже было уходить, когда рядом возникла чья-то фигура.

— Ofifcer[16], — раздался хриплый голос, и стоявшая рядом с ним женщина сняла кожаные перчатки. — Помнится, вы предлагали мне выпить за ваш счет?

Откуда он помнил эти темно-рыжие волосы средней длины? Глаза глубокой синевы с неприятными искорками? Он узнал ее по аромату духов. Корица с ванилью. А может, по игривой улыбке. Та самая женщина, которую он встретил в «Paris H» тем вечером после ужина в Акерсхюсе.

— Боюсь, они уже закрываются, — сказал он.

Она убрала перчатки в сумочку и протянула ему руку с тонкими пальцами.

— Сесилия Сюнд. А вы, видимо, Фредрик Снуртаре[17]?

Фредрик вопросительно посмотрел на нее. Она провела языком по верхней губе.

— Просто вспомнилась одна песня. Если бы я уже не видела вас в форме, то решила бы, что вы работаете в налоговой.

— Вообще я коп, — ответил Фредрик.

— Тогда вам понравится это, — сказала Сесилия. Она приоткрыла плечо на блузке с декольте и повернулась к нему боком. Начинаясь у подмышки, цветная татуировка в виде дымящегося пистолета заходила на лопатку, маскируя большой шрам.

— И кстати, в меня не стреляли. — Она вытянулась, и Фредрик увидел ее груди. Накрашенным красным лаком ногтем она дотронулась до шишки на виске Фредрика. — А в вас?

Глава 42

Фредрик уловил сладкий аромат ванили, притянув к себе подушку со вмятиной от головы. Какое-то мгновение он остался лежать так, позволяя запаху вызывать в нем воспоминания.

Они были в спальне. В его спальне. Здесь. Она расстегнула пуговицы на его рубашке и сняла ее, после чего опустила его на кровать. Затем скинула с себя одежду. Сначала блузку. Он смотрел на ее татуировку, пока она нащупывала застежку лифчика. Расстегнув молнию вдоль бедра, она стряхнула с себя юбку и наклонилась вперед. Стянула колготки и трусики. Затем опустилась на колени перед Фредриком, отведя его руки, когда он хотел помочь ей расстегнуть ремень.

Он просто откинулся на матрасе. Томные глаза смотрели на свет люстры. Он падал, падал и падал. Пока стены не поглотила тьма. Пока тьма не достигла потолка. Пока лампочка на потолке не стала лишь точкой на черном фоне. Звездой на безлунном ночном небе.

Черт возьми. Фредрик смотрел в наволочку. Он проснулся.

Приподнялся на локтях. За окном было светло, а гул машин с Богстадвейен звучал угрожающе громко. Часы на ночном столике показывали, что время близится к ланчу.

— Сесилия?