— Вот что, ребятки, — говорит бургомистр, когда оба вошли. — Дела разворачиваются вовсю. Я сейчас еду в Берлин к министру. Они натравливают на нас Тембориуса, а я натравлю на него министра. Официально я в Штольпе, по делам запруды. Доеду на машине до Штеттина. Вернусь завтра к вечеру. Штайн, увертывайтесь, изворачивайтесь, выкручивайтесь. Поняли? И еще: Пикбуш, этот пролаза Тредуп занесет письмо. Поблагодарите его. И смотрите, чтобы оно не пропало. Лучше держите письмо при себе. Застать бы министра! Штайн, передайте Фрерксену, чтобы меньше показывался на улице. Будьте здоровы, ребятки, всего хорошего!
Тяжело сопя, он выходит в коридор.
— Ты что, не собираешься сегодня обедать? — спрашивает Венк Тредупа, который бесцельно слоняется по редакции.
— Жду Штуффа, мне надо с ним поговорить.
— Он же сегодня в участковом суде. Раньше четырех не придет.
— Тогда позвонит. Он знает, что я жду, — врет Тредуп и снова бредет из редакции к наборщикам, оттуда в печатный цех, где из ротационной машины выходят первые экземпляры «Хроники».
Он выхватывает один экземпляр себе, другой для Венка и возвращается в редакционную комнату.
— Держи. Свеженькая.
Самому Тредупу не читается. Опустив газету, он спрашивает: — Слушай, Венк, все-таки какая цифра в нашем свидетельстве: семь тысяч или семь тысяч двести?
— Семь тысяч сто шестьдесят. А зачем тебе?
— Да Фритце из универмага собирается заказать рекламное приложение, ну и справляется о точном тираже. Ты уверен в цифре?
— Абсолютно. Семь тысяч сто шестьдесят.
Пауза. Венк погружается в газету. Тредуп напряженно думает. Время от времени он косится на сейф, где лежит свидетельство. В замке торчит ключ, каких-то пять шагов, но он недосягаем. А бургомистр ждет.
— Вообще-то, Венк, чертовски это мутное дело с нашим свидетельством. Как ни крути, прямой обман. А Гебхардт говорил, чтобы мы им и дальше пользовались?
— Конечно, говорил.
— Кто-нибудь был из вас, когда он это сказал?
— Нет.
— Представляешь, если выплывет, что это вранье? Нас — тебя или меня — потащат в суд, и ты думаешь, Гебхардт поднимет руку и поклянется, что он сам велел нам врать?
— Почему это должно выплыть? Тираж действительно около семи тысяч.
— Ну уж. Счетчик ротационной машины показывает совсем другое.
— Не болтай. Счетчик уже полгода как сломан.
— А расход бумаги? По нему и тираж можно подсчитать.
— Да кто будет считать, сколько у нас ушло бумаги? Даже мне это не под силу. Мастер машинного цеха предупреждает, когда пошел последний рулон, и я заказываю следующую партию.
— Ну, а как с приложениями? Если нам закажут какой-нибудь проспект, да семь тысяч двести штук, куда девать остаток?
— Пойдет на растопку в плавильную печь, дешево, и под рукой. Слушай, дай мне наконец спокойно дочитать газету.
— Но ведь это ж чистое надувательство!
— Еще бы. А ты, паинька, никого не надувал? Ну что ж, валяй, возмущайся.
— Но ты слыхал, что «Хроника» закрывается?
— Бред, я бы это знал.
— Что нас всех уволят по сокращению?
— Вздор. Стал бы Гебхардт тратиться и покупать газету, если бы собирался тут же ее прикрыть.
— Но ведь он избавился от конкурента.
— Если он закроет «Хронику», появится кто-нибудь другой и начнет выпускать новый листок. От конкуренции не избавишься.
— Интересно, покупал ли Гебхардт «Хронику» согласно свидетельству, или же он знал истинное число подписчиков?
— Спроси его самого. — И Венк перевернул страницу.
— Мне кажется, что наше свидетельство не подлинное. Просто копия без подписи.
Венк грохнул кулаком по столу.
— Да оставь ты меня в покое с этим проклятым свидетельством! Ты просто помешался сегодня.
Тредуп ретируется.
«Всё, — думает он. — Заикаться о тираже больше нельзя».
Послонявшись без дела у наборщиков, он направляется обратно. Дверь из редакторской в экспедицию открыта. Там кто-то разговаривает. Тредуп прислушивается.
— …Да, — говорит Венк, — ваш муж еще здесь, госпожа Тредуп, он в наборном. Заберите-ка его, а то ему с утра вожжа под хвост попала, на всех бросается.
— Значит, и здесь он ведет себя так же? А почему он еще не ушел? Ведь обеденный перерыв начался час назад?
— Не знаю. Говорит, что ждет Штуффа. Но Штуфф раньше четырех не вернется.
— Скажите, господин Венк, мой муж очень переменился?
— Нервишки немного сдали? — уклоняется Венк. — Это от тюрьмы.
— А здесь он хоть что-то делает?
— Фрау Тредуп, спросите лучше об этом у господина Гебхардта. Я не имею права выдавать характеристики, это делает только шеф.
— Пойду и к нему! — говорит женщина. — Они вконец испортили моего мужа.
— Кто «они»?
— Ну этот Штуфф, который спаивает его и сводит с девками. И те, что дали ему деньги, Гарайс с Фрерксеном.
— Он получил деньги, в самом деле? И от Фрерксена? За что же?
— Конечно, получил. Только не отдает. Спрятал их где-то у моря. Во сне об этом бормочет.
— Но чем тут Гебхардт поможет? Шефу лучше об этом не говорите, а то он еще выгонит вашего мужа.
— Пусть выгонит Штуффа. Вот уж кто подонок! Ничего, я разобью их компанию, попомните мое слово. Знаю я один способ.
— Какой же?
— Так вам и сказала. Чтобы вы своему Штуффу передали…
Из редакторской неторопливо выходит Тредуп.