Крестьяне, бонзы и бомбы

— Не помню уж, как получилось, но он каким-то образом выудил из меня адрес, где спрятана взрывчатка. Да, верно, он предложил свои услуги, сказал, что более надежного места для хранения, чем тюрьма, не сыскать. Болтали о том о сем, потом я возьми и похвались, какое надежное местечко у нас.

Штуфф издает стон, в его вытаращенных глазах искренняя скорбь:

— Хеннинг! Хеннинг! Вы как младенец, какающий в пеленки! Малютка не может удержаться! Все надо выложить, да?

— Вперед, Штуфф! Мы должны его разыскать. Как раз теперь, когда меня вот-вот выпустят, мне только и не хватало новой шумихи.

— Но ведь вам нельзя уходить!

— Почему нельзя? Можно отсюда выбраться, чтобы меня не заметили те дурочки на улице?

— Думаю, можно. Через угольный подвал и котельную. Ладно, только оставьте здесь записку, что вы взяли увольнительную в город и скоро вернетесь. Ничего они вам не сделают. Будут помалкивать, раз часового не было на посту.

Часом позже Штуфф нажимает кнопку звонка у тюремных ворот. Уже почти стемнело, Хеннинг стоит поодаль.

Они протопали чуть ли не весь город, разговаривали с женой, опросили детей, никто не знал, где Грун.

А он оказался здесь, в тюрьме.

— У Груна вечернее дежурство. Подменил заболевшего коллегу. Сам вызвался, добровольно. Он ведь не прочь малость подработать.

— А можно его повидать? На минутку.

— Совершенно исключено, господин Штуфф. Беседа в тюрьме в девять вечера? Утром же доложат директору. А вы подождите. Через два часа он наверняка выйдет.

— В эти ворота?

— Других ворот в тюрьме нет. Уж это-то вы должны знать, господин Штуфф.

— Вы не заметили случайно, был ли у него при себе чемоданчик? Или картонная коробка?

— Нет. Не припоминаю. Кажется, не было.

— Ну, тогда всего хорошего. Большое вам спасибо. Вот, возьмите еще сигару.

— Благодарю. Может, ему что-нибудь передать, господин Штуфф?

— Нет, ничего не надо. Счастливо оставаться.

— Что ж, объяснение звучит вполне правдоподобно, а? Зачем ему брать вечернее дежурство для того, чтобы подработать две-три марки, если он собирается бросать бомбу?

— Грун-то? У него все возможно. Он же смылся с одного дежурства, у вашей палаты, чтобы заступить на другое.

— Во всяком случае, Штуфф, у нас еще два часа времени, и мне…

— Один час пятьдесят минут.

— Вполне достаточно. На это время мне нужна женщина.

— Разве вам не хватает медсестер?

— Что вы понимаете. Стоит чего-либо захотеть, охранник вдруг начинает вести себя как настоящий охранник. Если б я делал бомбы, он бы и не заметил, но вот девица в палате, — нет, это не положено. Зависть гложет.

— Тогда вперед! Каких вы предпочитаете? Толстых? Тонких? Брюнеток? Блондинок?

— Один черт, Штуфф. Лишь бы была бабой.

9

В девять часов вечера в подъезде дома, где живет бургомистр Гарайс, раздался звонок. Асессор Штайн зашел за своим другом и учителем, чтобы отправиться на прогулку. Они всегда отправляются не раньше чем стемнеет и всегда гуляют по малохоженной дорожке, что вьется между полями и лугами.

— Знаете, асессор, — благодушно говорит Гарайс, — не следует слишком часто показываться на люди. Чем реже тебя видят, тем больше ты их занимаешь. Не сомневаюсь — увидел бы меня кто-нибудь на прогулке, сразу бы сделал вывод: ага, жирный Гарайс решил сбросить пару килограммчиков!

Они не спеша идут по окраинной улице, где в последнем доме живет бургомистр. Потом сворачивают. Еще несколько садовых домишек с садиками-огородиками, а вот и первые форпосты земледелия, выставленные против индустрии: картофельные поля.

— Картошка, — говорит бургомистр. — Мне она милее роз. Картошка… Дома, когда ничего другого не было, она всегда выручала. Бывало, наешься до блаженства.

— Вам не кажутся скучноватыми эти поля?

— Мне? Ничуть.

— А мне кажутся, — рассеянно говорит асессор. — Как вы знаете, крестьяне теперь не доставляют продукты в город. Довозят свинину и картошку только до городской черты… Мол, вот вам, проклятые альтхольмцы, топайте сюда, если приспичит… Бойкот все усиливается.

— Прошу вас, асессор, не упоминайте хоть часок о бойкоте. Будто на свете других забот нет. Растет безработица. Среди всех городов провинции у нас самый высокий процент безработных. А мой бюджет социального обеспечения исчерпан два месяца назад.

— Что же делать?

— Расходовать дальше. Хотел бы я посмотреть на казначея, который откажет мне в деньгах на пособия. По крайней мере в этом вопросе вся партия за мной.

— Только в этом?

— Да уж, в последнее время однопартийцы считают, что я не настоящий красный. Что слишком мягок с крестьянами. А крестьян, мол, надобно истреблять огнем и мечом.

— Если они не за вас, то на кого же вы собираетесь опираться в борьбе — ведь она вот-вот начнется?

— На себя. Я убежден: в конце концов они поймут, что я им все-таки нужен. Что я прав.

— Да, и поражение Тембориуса вам тоже поможет.

Бургомистр останавливается: — Это поражение величайшее несчастье, которое могло случиться. С того дня я почти потерял надежду на объединение.

— Но почему? Ведь теперь же они опять перебегут к вам.