Крестьяне, бонзы и бомбы

Они идут дальше, сворачивают на пригородную улицу, где живет бургомистр. Возле его дома стоят двое и с ожиданием смотрят на них.

Одного Гарайс узнал, но, не желая его замечать, направляется прямо к входной двери.

— Извините, господин бургомистр, — обращается тот к Гарайсу. — Вам случайно не встретился человек с козлиной бородкой? Поверьте, это крайне важно.

— Я бы предпочел некоторое время не общаться с вами, господин Штуфф, — холодно отвечает Гарайс. — Вы мне не по нутру. Но раз уж это для вас так важно: минут пять назад, на дороге в Лоштедт, к нам вязался какой-то тип. И к его голосу, — правда, было темно, — вполне бы подошла козлиная бородка.

— Позвольте еще вопрос, господин бургомистр: что ему было надо?

— Нет, господин Штуфф, больше вопросов не разрешаю. — Бургомистр поворачивается к Штайну. — Что ж, господин асессор, спокойной ночи…

Но от Штуффа не так легко отделаться: — Будьте великодушны, господин бургомистр. Клянусь, что завтра можете игнорировать меня сколько вам угодно, но сейчас ответьте: что ему было надо?

— Чудной вы человек, Штуфф, — снисходит бургомистр. — И зачем только вы стали газетчиком… Так вот: асессор полагает, что тот человек пьян, мне это не показалось.

— Что он спрашивал? — не отстает Штуфф.

— Который час. Как раз пробило половину двенадцатого. Бургомистр ли я. Есть ли у меня жена, дети.

— И почему вы допустили избиение крестьян, — добавляет асессор.

— И вы на все дали вразумительные ответы?

— Кроме последнего вопроса — да.

— Хеннинг, это он! Уверяю вас…

— Хеннинг? — спрашивает бургомистр, навострив уши.

— Вон он! — орет Хеннинг. — Бегите! Бегите!

Из темных ворот ближайшего садового участка пулей вылетает человек. В поднятой руке у него не то сверток, не то коробка.

Штуфф изо всех сил толкает Гарайса в спину.

— Беги! Беги, бургомистр! Бомба!

Штуфф бросается прочь. Штайн уже бежит, Хеннинг метров на двадцать опередил всех.

Четверо бегут по безлюдной, полузастроенной улице; последним, запыхавшись, топает бургомистр. За ним гонится быстроногий тюремщик Грун, «тощая селедка», с бомбой в руке. Звонким голосом он кричит:

— Ага, заговорщики, попались! Снюхались, предатели. Сейчас грянет молния, всех вас испепелит!

Исход гонки не вызывает сомнений: Грун вот-вот настигнет бургомистра.

Легкие шаги за его спиной все ближе и ближе, и бургомистр решает: «Так или иначе мне каюк. Главное — сразу перехватить бомбу».

Повернувшись с неожиданным для него проворством, он бросается в объятия преследователя, сшибает его с ног своей чудовищной тушей, наваливается на него и выхватывает чемоданчик с бомбой.

Поверженный остервенело впивается зубами ему в руку.

— Штуфф, сюда! На помощь, Штуфф! — кричит бургомистр и неожиданно для самого себя вдруг орет на всю улицу: — Храбрый Штуфф, спаси!

Борьба за бомбу не ослабевает, Грун, пуская в ход и зубы, и кулаки, пытается ударить чемоданчик оземь, бургомистр чувствует, что вот-вот…

Десять секунд, двадцать…

И тут над ними слышится голос Штуффа. Чуть запыхавшись, но спокойно он говорит: — Можете отпустить чемоданчик, господин бургомистр, я держу его.

Забрав у Гарайса чемоданчик, Штуфф подносит его к уху.

— Тикает, — сообщает он. — Пока что все в порядке.

Бургомистр, тяжело поднявшись, смотрит на лежащего Груна.

— Без памяти. Ну и сволочь. Спятил, а?

— Вконец.

— Что же делать с бомбой, а, Штуфф? Ведь она может в любой момент взорваться.

— Об этом же хотел спросить вас, господин бургомистр, — говорит Штуфф и отводит руку с чемоданчиком подальше от себя. — Может, отнесем его на лужок?

— Почему бы и нет? Если не взорвется раньше.

— Теперь это было бы бессмысленно. Давайте, я отнесу.

— Давайте отнесем вместе.

— Но это ни к чему, в самом деле, — возражает Штуфф.

— Ничего, пусть, — говорит бургомистр.

И они направляются на лужок.

На мостовой, без сознания, лежит Грун. Где-то, приближаясь к центру города, бегут Хеннинг и Штайн.

10

Та же ночь и тот же час застают Тиля на пути из Бандековского хутора в Штольпе. Услышав, как городские часы пробили половину двенадцатого, он прикинул: «Успею в редакцию до двенадцати».

Не сиделось ему на хуторе.

С неделю назад, в день отъезда Падберга, когда Тиль поднялся в свою чердачную каморку, он подумал: «Хватит быть дворовым псом. В письменном столе ничего больше нет. А торчать на чердаке возле сортира… нет, лучше не вспоминать. Уйду-ка в деревню».

Но сегодня он сказал графу Бандекову, что у него болит голова, и в девять часов отправился спать. В половине десятого Тиль огородами выбрался с хутора.

Не сиделось ему.

Перед его глазами все время стоял дом-лабиринт с темными комнатами, коридорами, лестницами, залами, садом, с потайным звонком, письменным столом и таинственным наборщиком. Вот его-то Тиль и собрался поймать.

Он идет бодрым ровным шагом. Ночь выдалась хорошая, безлунная. Прохожие или велосипедисты почти не встречаются на пути. Лишь изредка пропылит мимо автомашина да протрещит мотоцикл.