Длинный коридор со множеством дверей слева и справа ведет прямо. Банц следует в глубь коридора, откуда навстречу движется поток тепла. И вот он в котельной центрального отопления. Под двумя большими котлами огонь. Вода шумит. Ну да, уже затопили, чтобы в зале было тепло. Рядом угольный погреб, а по другую сторону — дровяной чулан, где за дощатой перегородкой стоит колода, а на стене висит топор. Еще здесь таз, кувшин, мыло, кусок зеркала, а на крючке — дочерна перепачканные углем синие штаны и куртка истопника.
Банц снимает с себя пиджак и жилет, поверх собственных брюк натягивает просторные синие, надевает и чужую куртку. Проверив содержимое своих карманов, оставляет себе часы, ножик и деньги, а все прочее вместе со снятой одеждой связывает в узел.
Лучше бы, конечно, сжечь, но жалко пиджак, почти новый.
Узел он прячет за кучей угля. Может, еще удастся разок заглянуть сюда, а может, пригодится тому, кто найдет. Грязи в угольном погребе вдоволь. Хорошенько натерев ею лицо и руки, Банц смотрится в зеркало и скалит зубы. Корзинкой для угля он осторожно толкает створки окошка. Оно выходит в световой колодец, ниже уровня тротуара. Колодец сверху прикрыт свободно лежащей решеткой.
Самое трудное — незаметно выбраться на улицу. А там он уже, считай, спасен.
Но, кажется, это совершенно невозможно. Почти беспрерывно над ним движутся ноги. Банцу надоело ждать, он возвращается в коридор и слышит возню за железной дверью, которую пытаются отпереть. Заглянув в несколько дверей, он наконец попадает в помещение, где ставят велосипеды.
Здесь то, что ему надо: есть выход наружу, в палисадник, но самая большая удача — велосипед, один единственный. Наверно, привратника.
Корзинку Банц оставляет. Забрав велосипед, он проворно выкатывает его наверх и еще на тротуаре прыгает в седло.
На улице довольно много народу; повсюду шуповцы и городские полицейские, но они, похоже, начисто ослепли. Ведь им запомнился тот Банц, который стоял перед судейским столом, а на этого угольщика в синей робе они вообще не обращают внимания.
И вот Банц на шоссе, ведущем в Штольпе. Он понимает, что маскировка и велосипед выручат его ненадолго. Пропажи скоро хватятся, сразу же оповестят всех сельских жандармов, и начнется погоня на машинах и мотоциклах. Да и крутить педали он долго не сможет, на побег из зала суда все силы ушли, болезнь то и дело напоминает о себе, порой так дурно становится, что едва руль удерживает. Минут через пять он слезает с велосипеда, кладет его за кусты и валится рядом. Недалеко же он ушел, всего только Грюнхоф миновал, а уж сил больше нет. Пусть попробуют взять его, сволочи! Нож выхватит, а там будь что будет, конец так конец!
Банц погружается в дремоту. Но вскоре он очнулся. Холодная земля мешала уснуть. Однако он взбодрился и не намерен сдаваться. Он пытается припомнить, кто из знакомых крестьян живет поблизости, но никого, кроме папаши Бентина, не вспоминает. Неизвестно еще, поможет ли этот папаша, ведь он не мужик, — баба в штанах. Да и возвращаться тогда придется в Альтхольм, а это уж никак нельзя.
Движение на шоссе, за которым он наблюдает сквозь редкий кустарник, малооживленное. Сейчас четыре, ну четверть пятого. Стало быть, часа полтора, как он в побеге. Здесь его искать уже не будут, поджидают, небось, на станции в Штольпермюнде или у него дома. Пускай ждут!
На шоссе показывается грузовик, выше бортов уставленный пустыми ящиками из-под рыбы. Едет быстро, километров шестьдесят в час. Это машина одной из рыбацких артелей на побережье, которые возят селедку в Штеттин. Может, и ихняя, из Штольпермюнде, проедет? В это время они как раз возвращаются.
Несколько машин Банц пропускает — шоферы незнакомые. Но вскоре он соображает, что сглупил: ведь незнакомый-то шофер лучше, чем знакомый.
Не спеша он протыкает ножиком заднюю шину, воздух с шипением выходит. Банц выкатывает велосипед на обочину шоссе и ждет.
Он энергично машет очередному грузовику и, видя, что тот и не собирается останавливаться, выбегает на середину проезжей части. Визжат тормоза, машину заносит на обочину, ящики едва не валятся через борт.
Шофер, мужчина лет тридцати, разражается руганью: — Рехнулся, осел чертов! Вот задавил бы, туда тебе и дорога!
— Довези до Штольпе, — хладнокровно говорит Банц. — Видишь: без коня остался.
— На кой черт ты мне нужен, — ругается шофер. — Топай пешком.
— Пять марок заработаешь! — сулит Банц, все еще стоя перед капотом машины.
— Плевал я на твою пятерку! Знаем мы вашего брата. Довезешь, а там карманы вывернет: денег нету, привет, пока.
— Гляди, — Банц показывает серебряную пятерку. — Понимаешь, у моего меньшого рожа, вот я за выдувщицами и собрался.
— Куда ж девать твой самокат? — ворчит шофер. — Видишь, полна коробка.
— Закинем наверх.
— Валяй. Только пятерку гони вперед.
— Вот сяду в кабину и дам.
— И что ты за человек? — спрашивает шофер, когда они отъехали. — Неужели веришь в такую чушь, как выдувание? Ведь этим только самые темные крестьяне занимаются.
— Веры тут и не требуется. Своими глазами видел.