— Волнениях? Ах да, было несколько стычек. С крестьянами, кажется? Вы заинтересованы в крестьянах?
— Конечно.
— Я имею в виду финансовый интерес. Много ли среди крестьян подписчиков «Хроники»?
— Много? Нет.
— Тогда зачем? Хотите выступить против крестьян?
— Я хочу сообщить о неслыханном образе действий полиции.
— Дорогой господин Штуфф! С полицией газете никак нельзя ссориться.
— Но это касается лишь руководства полиции. А оно красное.
— Да, верно. Но это городская полиция, не так ли? Городское учреждение. Кстати, вам известно, почему обер-бургомистр Нидердаль уехал именно сейчас?
— Он каждый год уезжает в это время. У родителей его жены годовщина свадьбы.
— Вот как. Значит, вы не думаете, что ему просто хотелось устраниться от этих стычек?
— Да нет же. Ведь он об этом и понятия не имел.
— Ну хорошо. Раз вы уверены… Значит, вы полагаете, что виноваты только красные?
— Всю эту историю спровоцировали красные. А осенью у нас муниципальные выборы.
— Хорошо, господин Штуфф, действуйте. Не слишком резко, ну, вы сами знаете. В «Нахрихтен» мы, пожалуй, займем выжидательную позицию. У нас многовато читателей среди рабочих.
— Основная масса.
— Ну, не основная, положим, но много.
Они смотрят друг на друга, приветливо улыбаясь. Затем толстый Штуфф, чуть покряхтывая, выбирается из кожаного кресла.
— Тогда я, пожалуй, пойду. Напишу полосу на завтра.
— Что ж… Да, вот что еще, господин Штуфф: официально мы с вами, разумеется, не сотрудничаем. Это должно оставаться в секрете. В строгом секрете.
— А если мне понадобится поговорить с вами…
— …то заходите вечером, как сегодня. Нет, никаких телефонных звонков. Могут пойти слухи.
— Ладно, — соглашается Штуфф. У дверей он протягивает руку своему шефу.
— Вот и хорошо, — говорит тот. — Да, еще одно. Мы же не обсудили вопрос о жалованье. Ну как можно забывать подобные вещи! — И он чуть натянуто засмеялся.
— О жалованье? — удивляется Штуфф. — У Шаббельта я получал пятьсот плюс на доверительные издержки.
— Дорогой господин Штуфф! — Гебхардт улыбается. — Поймите, что так не выйдет. Именно по этой причине Шаббельт и разорился.
— То есть? Из-за моего жалованья? Это же смешно.
— Не только из-за вашего жалованья, — не волнуйтесь, пожалуйста, — а из-за непомерно раздутых расходов вообще. Пятьсот марок плюс доверительные издержки? Нет, нет, об этом не может быть и речи!
Штуфф помрачнел:
— А о чем может быть речь?
— Ну что вам на это сказать? Поверьте, я отнюдь не намерен прижимать вас. В разумных пределах, и даже сверх того, — скажем, триста.
— Вздор! — говорит Штуфф. — Ерунда. И не подумаю.
— Дорогой господин Штуфф. Я, как понимаете, готов уволить вас в законном порядке по истечении срока вашего договора. То есть с первого октября.
— У меня вообще нет никакого договора с вами. Я могу уйти в любую минуту.
— А ведь есть столько молодых людей, обладающих бойким пером. В конце концов любой сумеет так писать. Ведь большая часть материалов поступает от корреспондентов.
— Ладно, без долгих разговоров: ваше последнее слово?
— Пойду вам навстречу. И хотя мой управляющий, господин Траутман, будет возмущен, предлагаю триста двадцать.
— Пятьсот! — настаивает Штуфф. — И на расходы.
— Но вы не так уж молоды, — осторожно замечает Гебхардт. — Да и «Хроника» под вашей редакцией тоже не расцвела, между прочим.
— Говорят, вы не зря носите фамилию Gebhardt, — мечтательно произносит Штуфф. — Игра слов «geben» и «hart sein»[19]
напрашивается сама собой.— Триста тридцать.
— Неужели вам будет приятно, господин Гебхардт, если я сейчас сойду с круга? Ведь тогда покупка «Хроники», возможно, перестанет быть секретом?
— Но это уже на грани вымогательства! — восклицает Гебхардт. — Вы требуете взятку за молчание?
— Прошу прощения, господа, — раздается чей-то сочный голос у двери. — Вьючное животное сбилось в тумане с дороги. Никого не встретил, кто бы доложил о моем визите. Добрый вечер.
— Добрый вечер, господин бургомистр, — говорит Штуфф.
Гарайс, начальственно улыбаясь, сует свою жирную длань присутствующим, и Штуфф убеждается, что его новый шеф отвешивает низкий поклон также и новому гостю с резвостью школьника, словно на уроке танцев. И опять его взору предстает затылок с темными курчавыми волосами.
— Враждующие братья наконец под одной крышей? — спрашивает бургомистр, переводя взгляд со смущенно-гневного издателя на угрюмого Штуффа. — В вечерний час сошлись наши пути? О, знала бы любезнейшая публика…
— У нас была малоинтересная беседа, ничего важного, — сухо отвечает Гебхардт.
— Она была очень громкой, а малоинтересной я ее не нашел. Ну, как бы то ни было… — Выражение лица бургомистра меняется, становится серьезным. Из складок жира смотрят умные глаза. — Вижу, что явился вовремя, ибо застал представителей влиятельной прессы вместе. А пришел я к вам, чтобы лично увериться в вашей объективности. Вы, господин Штуфф, показались сегодня моему старшему инспектору весьма предубежденным.
— Предубежденным? Нет.