Крестьяне, бонзы и бомбы

В огромном зале кромешная тьма. Только в одном углу, на эстраде, горят две свечи на столе. Две обыкновенные стеариновые свечки в убогих эмалированных плошках.

Господа ощупью пробираются к этим мерцающим огонькам, натыкаясь на опрокинутые стулья, перевернутые скамейки, барьеры, деревянные столбы. Они то сходятся, то расходятся, огибая препятствия, окликают друг друга вполголоса и еще больше путаются, когда их голоса эхом возвращаются со всех сторон. Наконец они все же собираются у эстрады.

— Кто будет говорить?

Манцов: — Естественно, я.

На эстраде открывается левая дверь, входят двое. Один высокий, крепкий, некоторые узнают его: Франц Раймерс, вожак «Крестьянства».

Второй в роговых очках. И он кое-кому знаком: Падберг из газеты «Бауэрншафт».

Манцов сразу начинает: — Благодарим вас, господа, что вы все-таки сдержали свое обещание. Вы нас сочли дураками. Что ж, разок мы можем позволить себя одурачить. При условии, что все хорошо завершится. Так вот, господа, я предлагаю: окончить на этом торжественную часть с интимным освещением и отправиться куда-нибудь в удобное для вас место, где мы посидим за кружкой пива и рюмкой водки и выскажем друг другу все, что наболело. Согласны?

Эхо повторяло каждое слово Манцова. Было унизительно разговаривать, находясь у подножия эстрады со стоящими на два метра выше людьми. Быть искренним было бы нелепо, приветливым — глупо.

Крестьянин Раймерс отвечает: — Присутствующим здесь представителям Альтхольма надлежит знать, на каких условиях крестьяне готовы простить причиненное им зло и заключить мир с городом Альтхольмом.

Условия гласят:

Во-первых: почетный возврат знамени.

Во-вторых: немедленное увольнение со службы виновных — Фрерксена и Гарайса.

В-третьих: уголовное наказание полицейских, напавших на крестьян с обнаженным оружием.

В-четвертых: выплата раненым крестьянам достаточной пожизненной пенсии.

В-пятых: уплата единовременного штрафа в сумме десяти тысяч марок.

Если присутствующие здесь представители Альтхольма готовы принять эти условия, пусть они подпишут сей документ как самоличные ответчики.

Какое-либо обсуждение условий исключается.

— Но, дорогой господин Раймерс, — восклицает Манцов наполовину с возмущением, наполовину с издевкой, — ведь это не в наших силах. Знамя конфисковано прокуратурой. А как мы можем уволить чиновников? Или же возбудить уголовное…

— Вы принимаете условия?

— Но ведь мы не можем…

Огни на эстраде гаснут. Хлопает дверь. Господа остаются в кромешной тьме.

7

Прошло несколько долгих минут, пока они, зажигая спички и чертыхаясь, выбрались из лабиринта темного павильона.

Не обошлось и без происшествий: медицинский советник доктор Линау упал, разбил себе голени и потерял связь с группой; обнаруженный спасательной экспедицией, он, кляня все на свете, утверждал, что в зале полно спрятавшихся крестьян, которые в потемках напали на него.

Затем послышался визг доктора Хюпхена, звук удара и рычание Толяйза: — Доктор, а вы свинья!

(Но каким образом Толяйз очутился в павильоне? Ведь он должен был оставаться у машины.)

Наконец все собрались по ту сторону маленькой двери, под ночным небом, которое после мрачного павильона кажется им ясным и чистым.

Все растеряны, но Манцов не унывает: — Нет, разбегаться сейчас нельзя. Прежде всего надо обсудить, что мы скажем другим. А кроме того я изнываю от жажды.

— Я тоже.

— И я.

— Мы все.

— Есть предложение, — говорит Манцов. — Толяйз отвезет нас в «Красный камбуз». По крайней мере, там можно поболтать без помех.

— Нет, нет, — умоляюще восклицает доктор Хюпхен, — только не в это сомнительное заведение!

— Если туда едем мы, то можно и вам, — решительно заявляет Манцов. — Сейчас уже полночь, и никто нас не увидит.

Четверть часа спустя они удобно разместились за круглым столом у Минхен Вендехальс в «Красном камбузе».

Ниша, в которой они сидят, обтянута пестрой тканью и отделена от общего зала занавеской; здесь уютно, приятный мягкий свет. Кельнерша не волнует своей привлекательностью, но и не выглядит слишком потасканной; во всяком случае, общее замешательство, — когда она, здороваясь, назвала всех присутствующих, кроме доктора Хюпхена, по имени, — быстро проходит.

Все согласны, что заказ будет общим и оплатят его из одной кассы. Правда, еще неясно, из какой. Но в данную минуту, когда на столе появились шесть заказанных порций свиных ножек с кислой капустой и гороховым пюре, это мало кого беспокоит. Господа с жадностью приступают к еде. На водке и пиве тоже не экономят.

Неожиданно коммерсант Браун восклицает: — Господа, вы только посмотрите…

В первые минуты оголодавшие не обращали внимания на доктора Хюпхена, и вот все с отвращением уставились на его тарелку.

Вегетарианец пренебрег мясом, не согласился отведать овощной гарнир. Трезвенник отверг пиво и водку и, тайком заказав малиновый сок, поливает им — какая гадость! — капусту и пюре.

— Не понимаю вас, господа. Это же так вкусно! — И он отправляет первую порцию в рот.

— Доктор!!!

— Сделайте одолжение: съешьте это где-нибудь, чтобы мы не видели.

— Но вы попробуйте…

— У меня мясо в глотке застряло, — жалуется Манцов.