Крестьяне, бонзы и бомбы

— Я ни за что бы… Господа, мои принципы… это низко… — Неожиданно он пытается улыбнуться, но получается не улыбка, а какая-то жалкая гримаса. — Да, конечно. Понимаю… Ну и ладно… Когда заставляют, это ничего. — Он снова улыбается.

Манцов хлопает его по плечу.

— Вот видишь, мой мальчик. Мы не оставим тебя, подкинем парочку новых клиентов. На, пей!

Доктор Хюпхен умоляюще смотрит на него: — Мне же нельзя…

— Пей, пей. Приказываю! Вот так… Ну-с, а теперь, когда все пьяны в стельку, давайте устраиваться поудобнее. С полным комфортом! Чего мы паримся в этой дьявольской жаре? Долой одежду! Девочки без тряпок куда приятнее.

И он не спеша принимается расстегивать брюки.

— Начинай!

— Правильно!

— Господи, Франц! Какой ты милый толстячок!

— Минна, долой рубашку!

— Живее, доктор, живее!

— Ну и ну! Бетти-то, чертовка, была без штанишек!

— А ты и не заметил? Чего ж ты весь вечер делал?

— Ну? Вы скоро, господин доктор?

Тот еще в рубашке.

— Мне в самом деле не жарко, — бормочет он.

— Давай, давай, мужчинка! У нас здесь без фокусов! Вы посмотрите на Толяйза. Вот это атлет, а?

Кто-то начинает распевать:

— Куда же мой девался штык? Девался штык? Девался штык? Он только спрятался на миг! Пропал на миг! Исчез на миг!

Манцов подходит к доктору Хюпхену: — Вот что, доктор, — серьезно говорит он, — хватит валять дурака. Ты же не хочешь с нами поссориться? Мы всегда все делаем вместе.

Доктор побледнел, лоб его покрылся потом.

— Да пусть уходит, бедняга, — предлагает одна из девиц.

— Молчать, стерва, — обрывает ее медицинский советник.

— Предупреждаю в последний раз, доктор. За последствия отвечаете вы.

— На, малыш, выпей для храбрости.

Девица протягивает ему второй бокал коньяку.

Доктор Хюпхен пьет. Затем начинает снимать костюм.

Другие, делая вид, что отвернулись, косятся в его сторону.

Помедлив секунду, доктор стягивает с себя рубашку.

— Господи, до чего крохотный! — восклицает девица. — Ну как у младенца!

Раздается громкий хохот.

Девицы визжат, мужчины ржут по-жеребячьи, кричат и гогочут.

Вступает хор: — Куда же мой девался штык? Девался штык? Девался штык?

Доктор Хюпхен, голый, шатаясь, идет к двери. Качнувшись, падает и лежит неподвижно.

Хор продолжает: — Он только спрятался на миг! Пропал на миг! Исчез на миг!

ГЛАВА IV ГОРОЖАНЕ СРАЖАЮТСЯ… ДРУГ С ДРУГОМ

1

— Вы уверены, господин доктор, — осторожно спрашивает бургомистр Гарайс, — что это не плод вашей фантазии? Ну, что вам это не привиделось в состоянии опьянения?

Доктор Хюпхен, сидя в большом кожаном кресле, отвечает с горячностью: — Собственно, я совсем не опьянел. Я все ясно сознавал, но вдруг куда-то провалился.

Гарайс медленно покачивает головой: — Дело это мутное. Трудно определить, в какой момент трезвый становится пьяным.

— Но ведь они меня одели, когда я был еще в беспамятстве. Господин бургомистр, сам я не мог так одеться: кальсоны мне засунули в карман брюк!

— Да, конечно. Тем не менее, господин доктор, я полагаю, что все это вы мне сообщили приватно, а не как начальнику полиции.

Упрямо глядя на бургомистра, Хюпхен начинает: — Господин начальник полиции…

Гарайс быстро перебивает его: — Вы — гражданин этого города. Зарабатываете на нем деньги. Получая их как раз от коммерсантов и промышленников. По вашему мнению, Манцов главный виновник…

— Да, зачинщик он.

— Хорошо. Но вам же известно, что Манцов является своего рода экономическим лидером в нашем городе. Дорогой господин доктор, не надо возмущаться, это так. Хорошо это или плохо — неважно; факт, что он — экономический деятель.

— И поэтому он может безнаказанно…

— Думаете, мне неизвестны и другие его «истории»? И безнаказанным останется не потому, что он видная фигура, а потому, что нужен вам. Допустим: вы подаете на него в суд. Предположим: дело примут к рассмотрению, начнется слушание… Не исключено, что судьи расценят это заурядным случаем на пьянке. На мужских вечеринках бывают истории и похлеще. Приговор? Оправдать. Над Манцовым, самое большее, посмеются: веселый человек, не какой-нибудь обыватель, почему бы ему разок не позабавиться. А доктору Хюпхену придется переехать в другой город, потому что здесь он лишится клиентуры.

Хюпхен смотрит перед собой неподвижным взглядом: — Но это было так позорно! Так подло! Я же не смогу теперь разговаривать с этими господами! Мне стыдно!

— Сможете, господин доктор, — почти весело говорит Гарайс, — безусловно сможете. Ведь вы ничего позорного не совершили, это делали другие. Почему же вам за них стыдиться?

— Собственно, вы правы.

— Итак, вы обратились ко мне приватно?

— Да, да. Разумеется, приватно, господин бургомистр, я вам очень благодарен…

— Минутку! — Гарайс останавливает привставшего было посетителя. — Дорогой господин доктор, не торопитесь меня благодарить, — я вам сейчас устрою хорошую взбучку. Ведь во всей истории виноваты вы один.

Хюпхен совершенно сбит с толку: — Я?..