Крестики-Нолики

Ник плюхнулся на табуретку, которая жалобно пискнула и накренилась на бок, и сообщил:

– Тони засыпался.

– И? – сказала я.

– Что – и? – удивился Ник. – Тебе надо объяснять?

– Зачем? – хмуро справилась я. Сотрясать воздух объяснениями было без надобности. Тони – это был опт, это были деньги, которые мы делали на разнице в цене опта и розницы. А теперь добрая половина бизнеса накрывалась медным тазом.

– Что – зачем? – раздражённо спросил Ник. – Ты же сама сказала это твоё "И?" с вопросительным знаком, или нет?

– Я хотела узнать, что мы будем делать дальше, – пояснила я.

– Мне иногда кажется, что всё пропало, – устало сказал Ник. – Вот знаешь – взяло, и ухнуло куда-то в тартарары. И тогда мне хочется просто сесть и сидеть, не шевелясь.

– Сиди, не вопрос, – разрешила я.

– Сижу, – покорно согласился он. – Но ты прекрасно знаешь, что я всё равно встану и пойду. И ты встанешь и пойдёшь.

– Ну да, – согласилась я.

За окном периодически шкрябали чьи-то ботинки, где-то мяукала кошка – мне казалось, что в подвале, – но на самом деле я не думала, что кто-то по доброй воле полезет под землю ещё глубже, чем я.

Ник потёр пальцами виски и сказал:

– Давай мыслить логически.

– Давай, – согласилась я.

– Тони укатают в качестве ходячего корма для вшей очень надолго. Так что имя "Тони" мы забываем, – сказал Ник и методично выдрал из записной книжки один листок.

– Не сори, – строго предупредила я.

– Не начинай, – возмутился он. – Сейчас мы решаем проблему, пусть даже я засру всю твою хату. Всё равно, хуже ей уже не будет.

– Ладно, – нехотя согласилась я.

Ник порвал листок в мелкие клочки и выкинул под стол.

– Продолжим, – удовлетворённо сказал он. – Теперь будем рассматривать альтернативные варианты. Тащи телефон.

Я притащила раздолбанный аппарат, стилизованный под старину, Ник приволок поближе к столу свою табуретку и положил перед собой записную книжку, придавив её вверху сахарницей. Я скромно сидела в сторонке и наблюдала за процессом.

– О`кей, я понял. Перезвоню. Минут через десять-пятнадцать, – говорил Ник в конце каждого разговора, а потом методично вырывал листок и делил его на аккуратные четвертушки.

Куча бумажных клочков постепенно становилась всё больше и больше, Ник хранил ледяное спокойствие, но толку пока что было чуть. Кого-то арестовали, кто-то драл за товар бешеные бабки, кто-то мог кинуть или слить – в общем, пока не выкруживалось ничего.

– Пусто, – констатировал Ник, закрывая записную книжку, которая стала почти лысой.

– Совсем? – уже обеспокоенно спросила я. Это был облом. Это была спокойная жизнь и пустые кошельки. Нет уж, свой парень по имени "облом" был мне откровенно не нужен.

– Совсем, – мрачно подтвердил Ник. – Если не считать Эла, который знает какого-то чувака в Энске, а тот чувак знает кекса, который продаёт полный весовой грамм по той же цене, что и Тони.

– Ну вот, – обрадовалась я. – А ты сказал "совсем".

– Здесь есть два фактора риска: третьи руки – стало быть, возможен кидок, – принялся объяснять Ник, загибая пальцы. Тут он загнул аж два пальца: посредников было двое.

– А ещё что? – забеспокоилась я, видя, как он намеревается загнуть третий палец.

– И, ко всему прочему, до Энска двести километров. То есть, товар надо везти за чёртовы двести километров, и при этом не спалиться, – третий палец присоединился к двум предыдущим. – Мало того, если всё пройдёт ништяк, его надо будет не просто разово везти, а возить. Часто и понемногу, – он загнул четвёртый и пятый пальцы и стукнул кулаком по столу. Сахарница подпрыгнула и звякнула металлической крышкой.

Мы помолчали, глядя в окно. То есть, на мелькающие там ботинки. Но другого выхода всё равно не было. Ник вздохнул и снова потянулся к телефону.

И вот после полудня мы выловили человека с раздолбанной машиной, по дороге зацепили Эла и на всех парах помчались в Энск.

Оказалось, двести километров – это не так уж и мало. Видать, только в моём подвале было холодно круглый год, а на улице стояло лето, солнце шпарило вовсю, и вскоре наша жестянка нагрелась так, что на капоте можно было жарить яичницу. Мы дружно обтекали и терпели.

В Энске Эл трусцой побежал к чуваку, который знает кекса, который… короче, от этого чувака зависело дело. Мы сидели в душной тачке, проклинали себя и весь этот дом, который построил Джек, и медленно закипали. Если бы Эл усвистел с деньгами, мы были бы уверены, что больше его не увидим – или увидим не так уж скоро.

Наконец, он прискакал, красный, как рак.

– Ну? – требовательно спросил Ник.

– Дома нет. Скоро придёт, – выпалил Эл. – Слушай, Ник, я звонил при тебе, разве нет? Что я сделаю, если у них тут опоздать на стрелку на час – это норма?

– Ничего не сделаешь, – разъярился Ник. – Это ТВОЙ чувак, приятель. Значит, ты отвечаешь. Опаздывает он, кидает или делает ещё какое-нибудь дерьмо. И запомни, – Ник поднял палец, – ты отвечаешь, даже когда он сидит на унитазе и какает. Понятно?

После этой тирады Ник со всей дури хлопнул дверцей и гуляющей походкой двинул куда-то во дворы, где была палатка с пивом или чем-то таким.

– Поганый город, – с ненавистью сказал Эл. Я промолчала.