– Понятия не имею, – ответила Джонсон, созерцая вице-мэра.
– Слушай, а ты не помнишь, к чему я это спросила? – я не дурковала, я и правда не помнила.
– Какая-то лабуда про летящих призраков, – подумав, сказала она.
– Ах, да. Так вот – есть такие чуваки, которые что-то делают с птицами… – начала я.
– Что это за бред? – удивилась Джонсон.
– Они гадают по их мозгам. Прикинь? – спросила я и подмигнула.
– Ты предлагаешь использовать в качестве птицы вот это? – она ткнула пальцем в толстяка.
– Ага, – радостно подтвердила я.
Этот жиртрест издал писк и прижал к груди пухлые ручки. Джонсон обошла его по кругу, рассматривая, как товар на базаре, и недовольно щёлкая языком.
– Не знаю. Мозгов не маловато? – с сомнением сказала она.
– Нет. В самый раз, – заверила я. – Так что, дядя, готовься – думаю, твои мозги будут гораздо лучше смотреться на стене, чем внутри твоей башки, ведь там их никто не увидит.
– Девушки… А можно мне по… поговорить с госпожой Берц? – робко спросил толстяк. – Скажите, где госпожа Берц… пожалуйста…
И тут словно тайфун пронёсся по комнате.
– Госпожу Берц тебе, мать твою? А больше никого не надо? Может, ещё подгузники поменять, а, дядя? Нет, не требуется? Странно, – в две лужёные глотки мы орали так, что, казалось, сейчас вылетят стёкла.
– Я ничего не сделал, – толстяк закрыл лысину руками – сразу, как на него обрушился шквал крика – похоже, нашими коллективными децибелами ему неслабо дало по барабанным перепонкам. Видать, он ожидал, что мы в ту же секунду отшибём ему голову. Нет, дядя, всё не так просто. Мало того, у нас просто нечем было проделать ему дырку в чайнике, кроме, разве что, монтировки.
– Я ничего не сделал. Я ничего не сделал. Я ничего не сделал, – он продолжать вопить, как заведённый. У меня начало звенеть в ушах. Этому борову не повезло вдвойне – потому что веселье у меня сменилось дикой злостью – стоило ему только упомянуть Берц.
Я подошла и съездила ему по лысине, точнее, по пальцам, из-под которых эта самая лысина блестела, как начищенный медный котелок. Человек-мяч заверещал.
– Заткнись, – одновременно рявкнули мы.
Я не знаю, почему мы были так уверены в том, что только он имел доступ к телефону. Всему виной был злостный коктейль алкоголя и синтетической морфы. По идее сюда мог зайти любой сосед, кум или продавец из ближайшей лавчонки, и, как-нибудь исхитрившись, позвонить. Было необязательно разговаривать – могла существовать договорённость на сигнал одним прозвоном – а это заняло бы от силы десять секунд, например, пока жирный урод таскался поссать. Это и требовалось выяснить. И я даже, кажется, уже знала, как заставить его захлопнуть пасть, а потом с моей помощью хорошенько подумать и выдать что-нибудь членораздельное.
– Пасть закрой, – приказала я и добавила весомый аргумент в виде удара ребром ладони ему по горлу. Человек-мяч захлебнулся, и визг сменился хриплым бульканьем.
– Послушай, Джонсон, – начала я. И вдруг подумала, что до сих пор не знаю её имени. Или не помню.
– Ну? – нетерпеливо спросила она.
– Слушай-ка, а как тебя зовут? – поинтересовалась я.
Сначала она вытаращилась на меня так, будто у меня выросла вторая голова, или на этой единственной появились рога.
– Не боись, это не прикол, – подбодрила я. – Просто интересно.
– Ники, – неохотно сказала Джонсон. – Но потом эту самую Ники переделали в Никсу – и то лучше.
– Пожалуй, – согласилась я.
Надо же. Наверное, это была судьба – что и люди вокруг меня попадались с именами, похожими, как две капли воды. Просто в тот момент я снова вспомнила о тех, кто остался навсегда там, у этого посёлка без названия на въезде – и подумала, что и нас могут уложить, и мы больше не встанем, – а я даже не буду знать её имени… "Но ты прекрасно знаешь, что я всё равно встану и пойду. И ты встанешь и пойдёшь", – когда-то сказал мне Ник – когда вопрос встать или не встать зависел только от меня, а не от всех этих 7.62, 14.5 и прочих грёбаных цифр. Это был всего лишь вчерашний день. Я встала и пошла, а десять человек, делившие со мной хлеб, работу и крышу над головой – нет.
– Только не вздумай при всех называть меня по имени, – грозно предупредила Джонсон. – К чертям. Никаких имён.
– Не вопрос, – заверила я. – А сейчас я испробую на подследственном одну фишку. Учись: старая полицейская разводка.
– А подействует? – спросила Джонсон.
– Не прокатит – повторим, – успокоила я.
– На кой чёрт тебе это надо? – с сомнением сказала она, стоя с монтировкой в руках и кровожадно косясь на клиента.
– Потому что, Джонсон! – Чёрт подери! Я хотела достать эту гниду, кем бы он или она ни была, я хотела раскатать эту сволоту по стене – по-моему, я никогда ещё не хотела убить кого-то так сильно. Это была уже не работа, и не часть контракта за золотишко в банке нейтральной страны: этот кто-то был мой личный враг.
Психическая атака удалась, теперь мы приступали ко второму этапу.
– Джонсон, ты давно последний раз была в цирке? – начала я издалека.
– Вообще не была, – буркнула она.