– Твой крестный того же мнения, – согласился Хейген. – Можешь вызвать мне такси до аэропорта? Я сказал все, что хотел. Когда будешь подписывать контракты, нанимай юристов сам, я этим заниматься не стану. Однако, если не против, я буду проглядывать все документы. И да, о проблемах с профсоюзами можешь не беспокоиться. Это позволит немного скостить бюджет, так что если бухгалтеры начнут закладывать в смету лишнее, смело вычеркивай.
– Мне нужно твое одобрение еще на что-то? – осторожно спросил Джонни. – Сценарии, актеры, все такое?..
– Нет, – Хейген мотнул головой. – Возможно, дону что-то не понравится, но он тебе сам об этом сообщит. Хотя даже не представляю, чем ему может помешать кино. Оно с его интересами не пересекается. И, скажу по опыту, в чужой бизнес он не лезет.
– Хорошо, – Джонни кивнул. – Я сам тебя отвезу. Передай крестному отцу мою благодарность. Я бы и лично его поблагодарил, но он никогда не подходит к телефону… Почему, кстати?
Хейген пожал плечами.
– Он вообще не любит говорить по телефону. Не хочет, чтобы его голос попал на запись, даже с невинными пустяками. Дон опасается, что кто-то может смонтировать его речь так, будто он говорит что-то другое… Ну, мне так кажется. Пожалуй, его беспокоит, что однажды его подставят. И он не хочет давать такой возможности ни врагам, ни властям.
Джонни лично отвез Хейгена в аэропорт на своей машине. Том понял, что слишком плохо думал о Фонтейне раньше. Тот уже чему-то научился: вот, пожалуйста, не стал вызывать такси, сам сел за руль… Личная вежливость, всё по заветам дона. И искреннее извинение. Хейген давно знал Джонни; тот никогда не попросил бы прощения из страха. В нем был стержень. Именно поэтому Джонни вечно попадал в переделки с женщинами и боссами. А еще он был одним из немногих, кто не боится дона Корлеоне. Пожалуй, из своих знакомых Том мог сказать такое лишь про Фонтейна да Майкла. Поэтому принял извинения так же искренне, как они были даны. В ближайшие годы им с Джонни предстоит часто видеться. И тому придется пройти следующее испытание, доказав, что он не только волевой, но и умный. Ему нужно будет сделать для дона то, о чем дон никогда не попросит. Хватит ли Джонни Фонтейну ума догадаться об этом самому?
Дожидаться самолета вместе Том отказался, поэтому Джонни высадил его у аэропорта, а затем вернулся к Вирджинии. Бывшая жена удивилась, но Джонни сказал, что хочет пожить у нее, пока не придумает, как быть дальше. Слова Хейгена круто меняли его жизнь. Когда-то Джонни был крупной звездой, но к тридцати пяти – всего-то ничего – уже погас. Он не питал иллюзий по поводу себя. Даже получи он «Оскар» как лучший актер, что это ему даст? Ничего. Если голос не вернется, Джонни так и останется вторым сортом, без перспектив и влияния. Взять хоть ту девушку, что отшила его накануне: да, она была вежливой и остроумной, однако смогла бы она устоять, будь Джонни на вершине славы? Теперь, с финансовой поддержкой дона, он мог встать наравне с крупными воротилами Голливуда. Мог сделаться королем. «Черт, – усмехнулся Джонни сам себе, – я мог бы даже сам стать доном!»
Будет приятно пожить у Джинни месяцок-другой, а то и дольше. Каждый день можно гулять с дочками, приглашать кого-нибудь из друзей… Он перестанет пить и курить, начнет следить за собой. Вдруг голос вернется? В этом случае, да еще и с деньгами дона, Джонни будет непобедим. Он запросто станет кем-то вроде короля или императора древности – насколько это возможно в сегодняшней Америке. И тогда будет неважно, хороший ли у него голос и ценит ли его публика как актера. Такие империи держатся на деньгах – самом ценном, самом желанном виде власти.
Вирджиния отвела Джонни гостевую спальню, сразу же условившись, что спать вместе они не будут. Джонни, впрочем, и сам не желал повторять супружеский опыт. Хоть, конечно, сторонние критики – журналисты и киноманы – винили за распавшийся брак только Джонни, между собой бывшие муж и жена понимали, что, как ни парадоксально, Вирджиния виновата не меньше. Если не больше.
Когда Джонни Фонтейн еще был популярнейшим певцом и звездой киномюзиклов, ему и в голову не приходило оставить жену с детьми. Для этого он был слишком хорошо, по-итальянски, воспитан. Конечно же, он изменял – в полном соблазнов шоу-бизнесе это неизбежно. Несмотря на кажущуюся худобу и хрупкость, была в Джонни плотская чувственность, свойственная латиноамериканцам. И женщины неизменно дарили ему приятные сюрпризы. Бывало, встречаешься со скромной воспитанной недотрогой, а потом расстегиваешь ей бюстгальтер – и обнаруживаешь внезапно полные и сочные груди, явно контрастирующие с киношным личиком. Или, наоборот, девица развратного вида, верткая, как профессиональный баскетболист, и ведущая себя так, будто переспала с сотней парней, вдруг обнаруживает сексуальную скованность и неловкость. И того хлеще – когда после часов уламываний наконец доходит до дела, выясняется, что она вообще девственница…