Крестоносец

Несколько позже в тот день Ричард пошел на еще один рискованный, но рассчитанный шаг. Нападение сарацин, предпринятое большими силами, вынудило нас остановиться. Короткие выпады рыцарских отрядов оказались малодейственными. Король решил выдвинуть вперед всех пуленов — примерно четыреста человек. Нам, придворным рыцарям, было предписано оставаться в тылу и восстанавливать силы после скачки до Мерла и обратно.

Я упорно возражал, и не я один. Наши усилия не увенчались успехом. Пулены двинулись. Как только враг оказался достаточно близко, король устремился вперед на той скорости, какую только мог развить Фовель. Мамлюки рассыпались и побежали, как ожидалось. Смеясь, Ричард гнался за ними довольно долго, прежде чем оглянулся и обнаружил, к своему удивлению, что остался совсем один. Вероятно, из лени, а скорее, из опасения перед противником пулены натянули поводья какое-то время назад.

Не поведя и бровью, король продолжил гнать турок в одиночестве, проделав еще с полмили вглубь материка. Когда Ричард рассказывал мне об этом по возвращении, его раздирало желание посмеяться над таким нелепым случаем и гнев на малодушных пуленов.

Я же не на шутку перепугался.

— Сир, вас же могли взять в плен или убить.

— Да почти уже взяли, — отозвался он, скривив потрескавшиеся от солнца губы. — Если бы не проворство Фовеля, меня бы уже схватили и отвели в шатер Саладина.

— Прошу вас, сир, — взмолился я. — Вы не должны поступать так снова.

— Не должен, Руфус?

Глаза его сердито сверкнули.

Я понурил голову, но продолжил:

— Во мне говорят преданность и забота, сир. Если вас убьют, войско рассыплется. То же самое произойдет, если вас возьмут в плен.

Он досадливо фыркнул.

— Это стало бы непоправимым несчастьем, сир, — добавил я, помявшись.

— Иисус милосердный, неужели мне всегда будут портить жизнь добрыми советами?

Я потупил взгляд, опасаясь вспышки гнева, и ждал.

— Твои слова во многом справедливы, — произнес король спустя некоторое время. — Теперь ты доволен, Руфус?

Он шутил лишь отчасти.

— Сир, мне только нужно, чтобы вы были целы и свободны, больше ничего.

— Знаю. — Он отпустил мне крепкую затрещину, как старший брат. — Я благодарен тебе за это.

— Так вы не будете больше бросаться на врага в одиночку, сир? — отважился спросить я, чтобы окончательно успокоиться.

Король рассмеялся:

— Не буду.

Я с облегчением выдохнул. И как выяснилось миг спустя, поторопился.

— Больше пулены со мной не поскачут. Когда я в следующий раз пойду на турок, рядом со мной будут мои придворные рыцари. Что скажешь, Руфус?

— Куда вы, туда и я, сир.

Еще один подзатыльник и довольная улыбка.

Я улыбнулся в ответ, подумав, что иного ожидать не стоило. Попытка не пускать короля в битву, естественную для него среду, была обречена на провал. Проще было заставить расступиться воды Красного моря, как сделал некогда Моисей.

К исходу дня мы добрались до Крокодильей реки, названной так потому, что когда-то пресмыкающиеся якобы сожрали тут двух рыцарей. Я был слегка разочарован, когда не обнаружил там жутких чешуйчатых тварей, а вот простых солдат это не огорчило. Раздевшись до исподнего, они сотнями стали забегать в мутную теплую воду, издавая радостные крики.

Если бы каждый переход заканчивался так, подумал я, поход был бы не таким ужасным.

Другим приятным событием стало — Абу служил проводником — посещение Цезареи, древнего римского города на побережье, неподалеку от Крокодильей реки. Никогда прежде мне не доводилось видеть акведук, цирк, в котором века назад проводились скачки, и бассейн под открытым небом на морском берегу, построенный для какого-то давно умершего царя. Пока Рис прохлаждался в тени старинного, но все еще целого хранилища поблизости от беговой дорожки, я, взяв с собой Абу, любовался живописными развалинами.

Я вернулся в таком восхищении и так расписывал увиденное, что на следующий день, тридцать первого августа, Ричард не стал наблюдать за разгрузкой кораблей и доставкой припасов, а отправился посмотреть на достопримечательности. Его они тоже впечатлили, особенно цирк. Несколько придворных рыцарей предложили устроить скачки, и король охотно дал разрешение. Воспоминание о том, как четверо товарищей, и среди них Торн, несутся галопом по длинной узкой дорожке, совершают резкий поворот в конце цирка, а затем устремляются к нам и продолжают гонку, стало одним из моих любимых, если говорить об Утремере.

Этому поспособствовало и то, что Торн пришел первым, благодаря чему я выиграл пятьдесят серебряных пенни у безутешного де Дрюна. Он поставил на де Бетюна — более разумный выбор, учитывая меньший вес наездника и легкость хода ронси. Беда случилась, когда скакун де Бетюна споткнулся на последнем круге, и его всадник окончательно уступил первенство Торну, победно вскинувшему кулак.